Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре

Елизаров Евгений Дмитриевич

Уже это обстоятельство говорит о том, что ни одна «человеко-вещь» даже в глазах хозяина дома не уравнивается с собственно вещью, поэтому права на него не тождественны праву собственности даже там, где они простираются на жизнь домочадца. В древнейшем обществе это справедливо даже в отношении рабов. Отсюда упрощать и тем более вульгаризировать представление о реальных правах патриарха, рисуя его неким абсолютным диктатором, способным на самый дикий произвол, недопустимо. Но все же верховным распорядителем всего, что входит в понятие семьи, дома, остается только он.

Уже из этого сложносоставного содержания следует, что главным в жизни семьи оказывается вовсе не воспроизводство «людского состава», но обеспечение преемственности всей системы связей, которые образуют ее единство. Другими словами, сохранения, преемственности образа жизни всего этого маленького замкнутого на себя микрокосма. В свою очередь, образ жизни объединения разнородных и разнофункциональных «человеко-вещей» не сводится к тем процессам, которые

протекают внутри него. Каждая семья существует в общем пространстве социума, а следовательно, течение ее жизни определяется еще и местом, которое она занимает в нем. Любая утрата позиций в социуме является потрясением, поэтому одним из главных приоритетов рода становится сохранение своего статуса. Отсюда рождение детей, численное его умножение – это не самоцель, но специфическое средство. Решение главных задач достигается только одним – совместным служением всех составляющих единства: деятельностью людей и функционированием вещей. Отсюда и распад может быть вызван не только гибелью кого-то из первых, но и утратой вторых.

Есть достаточные основания полагать, что такое положение вещей не порождается уже обретающей письменность эпохой, оно должно наследоваться от более далекого прошлого.

1.3. Начальные условия генезиса

1.3.1. Содержание жизнедеятельности

Тот факт, что изначально состав семьи включает в себя не только кровных родственников, но и чужих людей, и животных, и даже вещественное окружение человека, говорит о том, что ее воспроизводство представляет собой непрерывное воссоздание всего этого маленького мирка в целом. В том числе и его вещественной составляющей, и внезапная утрата, а то и просто деформация этой оболочки – не только экономическая катастрофа, но и тяжелейшая травма, подобная утрате какой-то части собственного тела.

Здесь нет преувеличений. Сказанное не вносит ничего нового в известные определения человека, но лишь фиксирует качественные отличия его от животного, а значит, и принципиальные отличия коммуникационных систем, объединяющих живое тело и окружающую среду. Животное самым непосредственным образом связано с последней, это означает, что все двадцать четыре часов в сутки среда входит в содержание его жизнедеятельности как ее ключевое определение, как единственный ее предмет и единственное же средство. Психика животного – это монолитный информационный поток, в котором нет места ничему постороннему, не связанному с сиюминутно развертывающейся деятельностью. Между человеком же и природой встает барьер искусственно созданных вещей, в силу чего его психика соединяет в себе как минимум два параллельных течения. Одно из них вовлекает в себя весь массив сигналов, непрерывно исходящих от окружающей действительности, другой представлен внечувственной связью с совершенно иным кругом явлений. В него входят виртуальные реалии предметов, отстоящих от всего сиюминутно данного во времени и пространстве, не присутствующих здесь и сейчас, нередко вообще не существующих в природе (но которые могут и должны появиться на свет при выполнении определенных действий). При этом именно надсенсорное имерение коммуникационного потока является определяющим поведенческую стратегию.

В целом производство и воспроизводство человека это производство и воспроизводство не одних анатомических и психофизиологических структур организма, но еще и вещественной и социальной его «оболочек», а сверх того – и той информационной «ауры», в которой растворяется его жизнь. Это непрерывный процесс формирования и воспроизводства вещественного, социального и информационного измерений его собственного «тела». В дополнительных измерениях последнего нет ничего мистического, вещественная и информационная составляющая нашей природы – это синоним того, чему предстоит стать культурой, то есть надбилогическим и вообще надматериальным измерением человека и его социума. Они становятся точно такими же константами, как и наша собственная органика, а следовательно, и второй поток психики протекает столь же непрерывно в течение тех же двадцати четырех часов в сутки. Отделить реалии одного потока от реалий другого чаще всего оказывается невозможным: все сиюминутно данное растворено в контексте целой иерархии еще не реализованных ценностей и целей, все же они непрерывно корректируются содержанием непосредственного окружения.

Добавим к этому, что человек не только разумное, но и социальное существо. А значит, производство чисто биологической ткани в известной мере лишь средство, но никак не цель. Человек не существует сам по себе; благодаря своим вещественным и социальным связям, он всегда инкрустирован в социум. Оборвать контакты с последним значит не просто поставить его вне общества и созидаемого им мира материальной культуры, но разрушить все его сложносоставное «тело». В свою очередь, информационная составляющая – это специфический способ той связи с социальным и с вещественным его «продолжением» за пределы кожного покрова, которая осуществляется в практической деятельности каждого индивида. Видеть в человеке только физическое образование, ограниченное контурами его анатомических структур, пусть даже и способное к овладению сложными стереотипами поведенческих

реакций, значит не увидеть практически ничего. Человек – это прежде всего деятельность. Устранение всего того, что при внешнем взгляде предстает в виде его «оболочек», равнозначно низведению его к бесплодной и даже инертной в аспекте культурного строительства биологической массе.

Есть две группы доказательств. Первая – феномен Маугли, вторая – следствия строгой изоляции (одиночного заключения). Так, история знает многочисленные примеры того, как не прошедший социализацию ребенок стечением обстоятельств оказывался выброшенным из общества и находил приют у животных. По возвращении в человеческий мир с огромным трудом ему удавалось привить лишь элементарные поведенческие навыки, полная же адаптация оказывалась недостижимой. При длительной же изоляции уже вполне социализированного человека развиваются не только эмоциональные, познавательные, социальные, но и соматические расстройства, другими словами, происходит деформация самой ткани его тела [9] .

9

См. напр. Шалев Ш. Одиночное заключение: сборник материалов и документов. Лондон: Центр криминологии им. Мангейма, Лондонская школа экономики и политологии, 2008, с. 15–33 [Интернет ресурс:

Таким образом, действительное содержание воспроизводства человеческого рода предстает прежде всего как наследование способа формирования и непрерывного жизнеобеспечения всего вещественного и социального микрокосма, в котором растворено его бытие. И уже только затем – как простое деторождение. Отсюда и предмет нашего рассмотрения, семья, – это в первую очередь информационная активность и уже только потом все, что связано с половой сферой.

На первый взгляд, это совершенно необычная формулировка темы, но если мы погрузимся в далекое прошлое человека, то увидим, что детопроизводство вообще не входит в круг его целевых установок. Более того, само появление ребенка в первобытном обществе вообще не связывается ни с половой, ни с поведенческой активностью в целом. Этому препятствует уровень сознания, не позволяющего увидеть причинно-следственную связь событий, разделенных девятимесячной дистанцией от соития до родов. Б. Рассел, ссылаясь на Б. Малиновского, английского этнографа и социолога польского происхождения, пишет: «…у одного из островитян было большое стадо свиней; когда владелец стада кастрировал самцов, он никак не мог понять, почему в стаде не растет поголовье. Островитяне думают, что детей приносят духи, что дети имплантированы духами в матерей» [10] . То же, со ссылкой на Кенкеля, пишет Н. Смелзер: «Жители Тробриандских островов вступали в контакт с иностранцами, и им известна “болтовня миссионеров”, утверждавших, что зачатие происходит в результате полового сношения и мужчина играет важную роль в продолжении рода. Они считают эту “теорию” совершенно бессмысленной и приводят вполне убедительные, но не всегда логически обоснованные доводы, доказывающие ее полную нелепость» [11] .

10

Рассел Б. Брак и мораль. М.: КРАФТ, 2004

11

Смелзер Н. Социология. М.: Феникс, 1994, с. 616

Таким образом, регулируемая преемственность поколений самым непосредственным образом связана с информационными процессами (которые, кстати, не сводятся к деятельности сознания, нам еще предстоит увидеть это) уже по той причине, что нуждается в специфической способности преодолевать пространственно-временную дистанцию хотя бы между зачатием и рождением. Но и информационный аспект межполовой и межпоколенной коммуникации (а именно она составляет самую сердцевину воспроизводства) не сводится к традиционному пониманию как обмену «словами».

У человека самое существо семейного строительства раскрывается в воспроизводстве духа и образа жизни рода. Лишь на поверхности явлений оно обнаруживает себя как наследование занятия, ремесла, на котором специализируются сменяющие друг друга поколения. Но уместно напомнить, что поверхностный взгляд не раскрывает всей истины, ибо в конечном счете речь идет о более фундаментальном начале – едином кругообороте живой и неодушевленной материи.

Словом, сквозящая во времени семья (род) держится вовсе не передачей того, что в древних текстах именовалось емким понятием «семени». Нерасторжимая связь ее духа, ее дела, ее социального окружения, наконец, того вещного мира, в котором все это принимает осязаемые формы, прослеживается на всей истории и ее собственного воссоздания, и развития социума, и всеобщей эволюции природы. Непрерывный процесс взаимопревращения друг в друга таких, казалось бы, отвлеченных, но в действительности на протяжении всей истории формирующих самую суть нашего бытия материй, как слово, дело и вещь, составляет куда более фундаментальное измерение ее жизни, нежели магия «крови».