Великая Миссия
Шрифт:
– А что такое фотоаппарат? – задаю я вопрос, на который он явно рассчитывает.
– Трудно объяснить тому, кто никогда не сталкивался, легче показать, – говорит человек и поворачивает шкатулку ко мне другой стороной.
Вижу магический, но совсем не магический кристалл, а в нем я, сидящая на этой поляне. Ва’Дим нажал что-то сбоку шкатулки, и изображение в кристалле сменилось – там опять я, но уже идущая и сгибающаяся под грузом вещей. Еще одно нажатие, и в кристалле поляна, где мы зарыли клад, потом я хороню друзей, опять я за обедом, шаман черных орков, снова мертвые орки… Человек опять что-то нажал и вернул первое изображение, увеличивая его, вот в кристалле только я, без
– Фотоаппарат – это немагический артефакт, предназначенный для получения изображений находящихся в поле зрения объектов и сохранения этих изображений, – объясняет человек.
А варвар-то не так прост, надо же какую формулировку завернул, и чувствуется, что слова не вызубренные, а вполне употребляемые, не вызывают они у него запинки. Точно княжеского рода, и похоже настоящего из настоящего княжества, а не деревни из нескольких землянок, именующей себя таковым, как у варваров в основном принято. И образование получал не у себя на севере.
– Откуда он у тебя?
– Купил, – просто отвечает он.
– Наверное, очень дорогой?
– Нет, у нас любой может себе позволить подобный, кто похуже, кто получше, но любой.
– Но у северных варваров ничего такого просто не может быть! – удивленно говорю я и даже не замечаю, что назвала человека северным варваром.
– А вот скажи мне, Эледриэль, кто тебе успел сказать, что я варвар, да еще и северный? Я сам не говорил, Дрейк вроде тоже.
– А разве нет? – удивляюсь я. (Ну не оправдываться же теперь?)
– Ну, сам я себя таковым точно не считаю, – говорит Ва’Дим, – хотя и должен признать, что все без исключения соседи нас почему-то за северных варваров и держат. Но открою тебе страшную тайну: северные варвары, они ведь тоже разными бывают: одни, как гномы, в рогатых шлемах, бородатые и с топорами бегают, а другие вот такими артефактами полуголых эльфиек фотографируют.
Вот опять, каждый честный ответ человека объясняет в лучшем случае какую-то мелочь и тут же поднимает множество других вопросов, о которых до этого и не подозревала. Как, например, еще одна загадка, связанная с Ва’Димом, необъяснимая сама по себе, но объясняющая другую странность. Теперь понятно, почему он так спокойно воспринял подарок – мифриловое оружие и даже пытался отказаться от некоторых вещей просто потому, что сомневался в их нужности. Да у него посуда и некоторые другие вещи из сырого мифрила! Кому только такое могло прийти в голову? У них там, на севере, что, мифрил девать некуда?! У них там на каждом углу по мифриловой шахте?
Про шахту я, пожалуй, загнула. Это я просто удивлена нерациональному использованию металла. Ведь все: и гномы, и эльфы, и люди, и даже орки – знают, что мифрил добывают из слитков, которые находят в тайниках древних. Древние алхимики были величайшими магами, говорят, они умели превращать в мифрил обыкновенную глину, а современные не чета им, только золото из олова и могут, да и то по такой цене, что намыть песка дешевле будет. Еще ходят упорные слухи, что гномы научились получать мифрил из драгоценных камней. Выдумки, наверное, но в любом случае цену такая добыча точно не уменьшит. А вообще сырой мифрил, не обработанный магией, слишком мягкий металл, чтоб использовать его иначе, чем сырье. Заметив мою заинтересованность, человек охотно показал все предметы из алюминия, как он его называет. Это были всякие мелочи, которые прекрасно можно было сделать из чего угодно другого. И ведь это не ювелирка и предметы роскоши, нет, самые обычные бытовые изделия, часто грубо изготовленные. Ва’Дим даже порылся в своих вещах и подарил мне какую-то монету из все того же сырого мифрила, очень похожую на монету древних,
Глава 19
Дим. Попаданец
А фотоаппаратом я ушастую удивил, даже не самим фактом – подозреваю, что у них тут нечто подобное, работающее на магии, имеется, – но тем, что любой северный варвар может себе позволить иметь такую штуковину. Будет знать, как обзываться! И ведь ни слова не соврал, даже про полуголых эльфиек. Интересно, о чем будет спрашивать Эль в следующий раз? Или, может, действительно хватит мне только пассивно собирать информацию? Ведь какой бы глупый, с ее точки зрения, вопрос я ни задал, все равно сильнее уже не удивлю, будет еще одна странность, не более. Выглядеть странным в этом смысле даже удобно – если уж все равно не получается не выделяться, то лучше всего выделиться именно в таком виде. Скорее будут посмеиваться, чем попытаются убить.
Собрались и пошли дальше мы, наверное, уже ближе к полудню, все, как с самого начала и договаривались, идем себе, никуда не спешим. Остатки недоеденного мяса нес я, все честно, эльфийка охотится и готовит, я таскаю, ну и ем, разумеется. Вообще-то с сохранностью продуктов тут маги совсем неплохо устроились, несложное заклинание, и сырое мясо, завернутое в обыкновенные листья, может храниться месяцами, оставаясь свежим. Жареное тоже. На привал остановились часа за два до темноты и место на этот раз выбрали на берегу небольшой речушки.
У Эль после знакомства с фотоаппаратом фотофобии не возникло, не позирует, конечно (еще не умеет), но и не возражает, когда я время от времени направляю в ее сторону свой «артефакт». А я этому только рад – не нравятся мне девушки, которые не любят фотографироваться, особенно, если это красивые девушки, особенно, если притворяются, что не любят.
– Скажи, Эледриэль, а по чьим землям мы сейчас идем? – начинаю спрашивать на этот раз я.
– А ты что, не знаешь? – не так чтоб очень, но все же удивляется ушастая.
– Так я то время, что в ваших краях нахожусь, все больше по лесам путешествую, к населенным пунктам не выхожу, политической ситуации не представляю и даже не знаю, как далеко уже успел зайти, – выстроил я, может, и нескладное, но зато правдивое предложение.
– Это нейтральные земли, – отвечает эльфийка, – или земли черных орков, тут все зависит от того, с какой стороны посмотреть. Все государства, граничащие с этими лесами, договорились считать эти земли нейтральными, а черные орки, которые ни с кем не договаривались и с которыми невозможно договориться, считают эти леса своими охотничьими угодьями. Они вообще степные жители и постоянно в лесах не живут, а только перекочевывают сюда в охотничий сезон, до него, кстати, еще месяца три, и мы не ожидали тут их встретить. Все остальное время, кроме всем известной орочьей охоты, эти леса вполне безопасны.
– Были, – вставляю я.
– Что? – спрашивает она.
– Были безопасны – на меня со спутниками также эти ваши черные орки напали, и тоже только я один и спасся.
– Они не наши, – тут же заявляет Эль.
– Ваши или нет, но все равно напали, – говорю я ей.
– Не представляю, что могло заставить их изменить своим обычаям – черные орки хоть и дикие, но полностью предсказуемые, – рассуждает эльфийка.
– Кстати, – спрашиваю у нее, – если орки степные кочевники, то где же их кони? Те, что напали на меня, были пешими, и те, которые на тебя, тоже.