Великая Октябрьская
Шрифт:
«Едва ли можно сомневаться, — писала 20 июня кадетская «Речь», — что наступление нанесет внутреннему врагу — большевикам — не менее тяжелый удар, чем внешнему врагу».
Плохо подготовленное, неумело организованное, проходившее вопреки желанию солдат, наступление окончилось неудачей. С большими потерями русские войска, вначале продвинувшиеся вперед, были вынуждены отступить под контрударами противника.
Все факты говорили о том, что революционное движение в стране растет, массы решительно требуют коренных перемен в политике и экономике. Их можно было осуществить только путем перехода всей власти в руки Советов.
Однако меньшевики и эсеры вели курс
«Переход всей власти к Советам рабочих и солдатских депутатов в переживаемый период русской революции значительно ослабил бы ее силы, преждевременно оттолкнув от нее элементы, способные еще ей служить, и грозил бы крушением революции» — так витиевато говорилось в эсеро-меньшевистской резолюции, принятой съездом.
На съезде отчетливо и громко прозвучал голос большевиков. Они заявили о необходимости передачи всей власти Советам, о том, что партия большевиков готова принять на себя ответственность за судьбы страны.
4 июня на заседании съезда Советов шло обсуждение вопроса о власти. Докладчик — один из лидеров бундовцев и меньшевиков, Михаил Либер, — обосновывал позицию эсеро-меньшевистского блока, доказывал «невозможность» взятия власти Советами и «необходимость» коалиционного правительства. Вслед за Либером на трибуну поднялся Ираклий Церетели — новоиспеченный меньшевистский министр почт и телеграфа во Временном правительстве. Он повторял доводы о неподготовленности России к социализму. Коалиция с буржуазией необходима также и потому, утверждал Церетели, что в России отсутствует партия, которая была бы готова взять на себя бремя власти: «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: «Дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место». Такой партии в России нет».
В переполненном зале огромного здания Кадетского корпуса на Васильевском острове, где проходил съезд, было тихо. И вдруг тишину прорезал громкий голос. Стенограмма съезда зафиксировала только одно слово реплики, раздавшейся в ответ на слова: «Такой партии в России нет» — «Есть!». Это слово бросил из глубины зала вождь большевистской партии Ленин.
Выступив затем с трибуны, он изложил предельно ясно и четко программу спасения страны. Советам нельзя идти назад, стоять на месте — можно идти только вперед. Советы могут взять власть, обуздать капиталистов, развернуть действенную борьбу с разрухой, борьбу за демократический мир. Отвечая Церетели, Ленин сказал: «Он говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: «есть!» Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается…»{36}
Этот эпизод недаром стал хрестоматийным, вошел во все учебники. В нем, как в капле воды, отразилось коренное различие между дряблой, пропитанной духом неверия в революцию, прислужничества перед буржуазией позицией эсеро-меньшевиков и динамичной, смелой, решительной, подлинно революционной линией большевиков-ленинцев.
Между тем напряжение нарастало. Лавину народного возмущения нельзя было втиснуть в придуманные эсеро-меньшевиками рамки, отвлечь новыми пышными декларациями и обещаниями, игрой в парламентские
Новый этап
3 июля с утра казармы 1-го пулеметного полка гудели, как потревоженный улей. Заседания ротных комитетов сменились непрерывным многочасовым митингом. Солдаты требовали немедленного вооруженного выступления против Временного правительства.
В прокуренном бараке, где происходил митинг, возбужденные ораторы сменяли друг друга, за громкими возгласами одобрения следовал глухой ропот, крики: «Долой!» Под вечер пулеметчики густой толпой повалили из ворот. Погрузить пулеметы на автомобили, построиться было делом нескольких минут.
Над рядами взметнулись плакаты: «Да погибнет буржуазия от наших пулеметов!», «Долой войну!», «Долой десять министров-капиталистов!», «Помни, капитализм, булат и пулемет уничтожат тебя!». Заиграл полковой оркестр, более 5 тыс. солдат всех трех батальонов двинулись к центру города.
Улицы Петрограда стали заполняться демонстрантами. За пулеметчиками вышли Московский, Гренадерский полки и другие воинские части. Появились броневики с развевавшимися красными знаменами. Вслед за солдатами к Таврическому дворцу, где находился Совет, двинулись десятки тысяч рабочих. Стихийное выступление масс началось. Движение вышло из берегов.
Большевистская партия считала преждевременным вооруженное выступление против правительства. Для этого не созрели необходимые условия. В большинстве городов и губерний России широкие массы еще не освободились из плена оборонческих, соглашательских иллюзий. Они не поддержали бы революционную столицу. Фронтовые части и большинство тыловых гарнизонов, боровшиеся за мир и уже потерявшие доверие к Временному правительству, еще верили своим комитетам, где преобладали эсеры и меньшевики.
В этих условиях открытое столкновение было бы на пользу контрреволюции. Поэтому большевики стремились удержать массы от выступления. Но это оказалось невозможным.
В 1-м пулеметном полку, который начал выступление, с утра 3 июля побывали 23 агитатора от большевистской военной организации. Солдаты успокаивались на время, но затем снова раздавались призывы к выступлению. Во второй половине дня туда отправился В. И. Невский с несколькими другими лучшими большевистскими ораторами. Но, несмотря ни на что, полк с оружием в руках вышел на улицы.
Так же обстояли дела и на Путиловском заводе. Во второй половине дня на митинге, где собралось до 25 тыс. человек, рабочие требовали немедленного выступления. Попытки большевиков, среди которых был и Г. К. Орджоникидзе, удержать рабочих не увенчались успехом. Колонна путиловцев направилась к Таврическому дворцу.
У особняка балерины Кшесинской, где помещался ЦК большевистской партии, перед солдатами выступали М. И. Калинин, Я. М. Свердлов, Н. И. Подвойский. Обращаясь к пулеметчикам, они призывали их воздержаться от выступления. Но и здесь никакие убеждения не подействовали.
Солдаты кричали, лязгая затворами: «Теперь не время разговоров. Теперь надо дело делать!»
Такое же настроение царило повсюду среди солдат и рабочих. Народная лавина нарастала. «К 11 часам вечера выяснилось, — писал Я, М. Свердлов, — что удержать ни войска, ни рабочих нет возможности»{37}. Ввиду этого Центральный Комитет решил возглавить движение. Партия ставила своей задачей повести массы, придать демонстрации мирный и организованный характер.