Великая смута

Плахотный Николай

— Ни фига себе! А формулировка?

— Чисто бабская. «Не хочу, — говорит, — вдовой оставаться в расцвете лет с двумя малышами на руках».

Парни неспеша миновали проходную. Можно было подумать, что не на смену идут вкалывать, а со скуки прохлаждаются.

На перекрестке мы снова встретились.

— Одна тонкость есть, — рассуждал Стаc. — Я же сына жду. И уже есть полная гарантия.

— Бабки обычно надвое гадают.

— Светка к ученому экстрасенсу ходила. Заверил на девяносто процентов, что будет мужик.

Сергей обронил:

— Наука

теперь все может. Пол будущего ребенка можно заказывать еще до поцелуя.

Посмеялись, толкая друг друга.

— Наследника-то, как думаешь назвать?

— Аркадий.

— Ишь ты. Имечко такое, ко многому обязывает. Значит, Косово по боку?

— Вычеркнул свою фамилию из списка. — Помолчав, добавил: — Только уговор — не болтать. Тем более, что еще одна причина есть. Надежные люди предупредили: в натовской армии нет казенной кормешки. За все плати сам. Во жлобы!

— А ты чего хотел. У капиталистов — порядки капиталистические. Я лично это уже давно усек.

— Это называется так: «Нашим салом и нас же по сусалам!»

— Пошли ты их, Серый, подальше. Но на крестины не забудь меня позвать. Аркадий — хорошее имечко.

НАШЛА КОСА НА КАМЕНЬ

Кроме казенного профкома, на ГПЗ недавно заявил о себе профком альтернативный. «Защита» называется. Народец там подобрался боевой да зубастый. Заводское начальство делает вид, будто ничего особенного под крышей «Шарика» не существует. Рабочие, со своей стороны, тоже вид делают: ни о чем «таком» знать не знают, слыхом не слыхивали. Между тем, идет противостояние.

У литейного цеха собственный информационный стенд. В конце дня, проходя мимо, вижу: половину доски заняла «Молния». Восклицательных знаков на ней больше, чем слов: «Наша взяла!!! Сычев выиграл дело в суде!!! Отныне „вредники“ будут гулять не 27, а 36 дней в году! Ура-а-а!!!»

Стою, глазами хлопаю, ничего не понимаю. Рядом работяга чумазый, в вязаной спортивной шапочке вполголоса читает афишку. На лице нескрываемая радость, как у футбольного болельщика после победного матча.

Наши взгляды встретились.

— Молодец Сычев! — и потряс кулаком. Еще раз сказал «молодец» и молодцевато пошел своей дорогой.

Попахивало сенсацией. Не дойдя до редакции, я уже все знал о скандальной выходке молотобойца Сычева.

От скуки Сергей вечером листал брошюрку с текстом КЗОТа. Штука сия как бы не мудреней «Талмуда» и «Фауста» Гете вместе взятых. В некий миг кузнеца озарило: заводская администрация вкупе со своим профкомом извратили смысл 68-й статьи. Речь в ней шла о «вредниках», кто занят на особо опасных для здоровья участках производства. Оказывается, что среди жалких льгот им положен нестандартный отпуск, продолжительностью в 36 рабочих дней. А льготу зажилили! В натуре перепадало всего 27. Обман.

Другой бы на его месте, опорожнив бутылку «бормотухи», поднял хай. Сергей не стал бузить. Как трезвомыслящий и законопослушный, сочинил

он в поте лица челобитную. Одну отнес в комиссию по трудовым спорам, другую — в отраслевой горком профсоюза. Те и другие отреагировали быстро, ответ же был издевательский: не будь ты, парень, умней других.

Обида взяла. Еще и еще раз проштудировал Сычев «зловредную» статью. И лишний раз убедился в своей правоте. На том не успокоился. Теперь, однако, взял планку повыше. Обратился с письмом в ЦК профсоюза работников автомобильного и сельхозмашиностроения: дескать, рассудите, добрые люди!

Господа, выдающие себя за друзей народа, не стали в открытую конфликтовать с настырным правдоискателем. Переадресовали его запрос своим поделыцикам — в Министерство труда. Ну а те, приосанившись, провели оч-ч-чень серьезную и совершенно независимую проверку-экспертизу. И выдали заключение: тринадцать с половиной строк словоблудия, коему позавидовал бы Иудушка-Горбачев.

За поединком коваля из кузнечного цеха следил во все глаза весь завод. Поначалу осторожно, с оглядкой, чтобы не навлечь гнева начальства. Когда же поняли, что Сергей неуступчив, твердо стоит на своем, открыто приняли его сторону. И вот наконец желанная победа: одна на всех!

Со стороны хорошо было видно, как возле информационного стенда кучкуется народ. Хлопали один другого по плечам, обменивались рукопожатиями, многозначительно улыбались. Будто на ГПЗ праздник в будний день. Теперь такое редко, но вот же бывает.

Однажды меня срочно позвали к заместителю генерального директора по экономике Соловьеву. В приемной уже дожидались двое или трое. Наша участь телячья: сидим, ждем. Но ушки на макушке. Сквозь приоткрытую дверь кабинета просачивались обрывки разговора. Чувствовалось, атмосфера там наэлектризованная.

Густой бас:

— По-моему, вы путаете причину и следствие.

Дребезжащий тенор:

— А я вам говорил и снова повторяю: завод сел на мель сразу после дефолта 17 августа.

Густой бас:

— Бабушкины сказки! Вам ли напоминать, что рабочие не получали денег с марта девяносто восьмого. Конечно, вас лично кризис не коснулся. Таким, как вы, зарплату прямо в кабинет день в день приносили. А в цехах с голодухи в обморок падали. Теперь же все на дефолт валите.

В приемную влетела запыхавшаяся секретарь. Увидала «непорядок», трепетно прикрыла массивную дверь.

Рядом со мной сидел мужчина в халате дикого цвета, заводского фасона.

— Кто это там выступает? — спросил я.

— Наш Сычев, — ответил драматическим шепотом.

Через минуту дверь широко распахнулась, в приемной сразу тесно стало. В облике заводского «авторитета» ничего выдающегося не было. Ну разве только угадывалась крепость в плечах. Глаза же лучились добротой, как у врубелевского Пана.

В коридор с Сычевым мы вышли вместе. И договорились о встрече.

Слух подтвердился из первых уст. Кузнец действительно выиграл судебный иск против хозяев.