Великая судьба

Удвал Сономын

Вскоре в монгольском лагере получили депешу, в которой сообщалось, что из Китая движется отряд солдат. А еще через несколько дней в лагере появилась какая-то женщина, рассказавшая, что по направлению к Буянту движется китайское войско и что местные жители откочевывают из этих мест и угоняют скот. Сообщив все это одному из командиров, женщина повернула коня и ускакала.

— А бабенка ничего, смазливая, — переговаривались между собой цирики. — Интересно, что за известие она привезла нашему командующему?

* * *

Максаржав

собрал командиров и приказал готовиться к бою. С половиной войска, куда входили цирики четырех дюрбетских аймаков и халхасцы, Дамдинсурэн остался охранять тыл, на случай если китайцы попытаются сделать вылазку.

Прежде чем двинуть свой отряд, Максаржав отдал распоряжение развернуть боевое знамя, а знаменосцу встать во главе колонны. Сам же на горячем гнедом коне, с изогнутым клинком в левой руке — он был левша — поскакал впереди. Оглянувшись несколько раз, он заметил, что Хада-дзанги из Восточного хошуна то пристраивается в хвосте колонны, то скачет сбоку, отыскивая место, где можно надежнее укрыться. «Вот мерзавец, на коне сидеть как следует но умеет, на ученья не является да еще за чужие спины прячется. Зато пожрать мастер! Ну, погоди, дай время, я с тобой поговорю!» Он остановил коня и обратился к цирикам:

— Солдаты! Братья!

От зычного голоса кони в первых рядах прянули назад. Отряд остановился.

— Мы вступаем в бой с китайскими захватчиками, в бой за независимость нашего монгольского государства! За двести лет господства маньчжурского императора монголы не раз поднимались на борьбу против чужеземцев, однако сегодня мы впервые выступаем как регулярная армия, и мы будем сражаться до последней капли крови! Так поклонимся же символу нашего государства — золотому соёмбо!

Бойцы спешились и трижды в молчании поклонились. Затем Максаржав снова заговорил:

— Если кто-нибудь устрашится вражеской пули или сабли и постыдно обратится в бегство, он станет предателем родины! А предателей ждет беспощадная кара! Помните об этом. С тех пор как чужеземцы обманом и хитростью завоевали Монголию, им еще ни разу не приходилось встречаться с настоящими солдатами. Мы — армия и сможем постоять за свой народ, сможем разбить врага!

В ответ раздалось могучее «ура».

Максаржав отдал распоряжения подъехавшим полковым командирам:

— Надо опередить противника и запять выгодные позиции. Выбирайте такие места, откуда удобнее вести огонь и атаковать. А главное — внимательно слушайте и выполняйте мои приказания.

Колонна снова тронулась. Когда цирики, все до одного, переправились на левый берег реки Шивэртын-гол, Максаржав указал, где какой полк должен расположиться.

— Всем укрыться, приготовить оружие и патроны, — приказал он. — Велите коноводам спрятать лошадей понадежнее. Без моего сигнала не стрелять! Передайте всем, чтобы патроны зря не расходовали и целились лучше.

Командиры разъехались по местам.

Прошло довольно много времени, пока наконец не вернулась группа, высланная на разведку. «Приближаются, — доложили Максаржаву. — Их много, человек пятьсот».

На подходе к Кобдо китайский отряд принимал все меры, чтобы его не заметили. Он уже достиг Шивэртын-гола — неширокой реки с высокими, крутыми берегами.

От оромчинского Желтого монастыря до Кобдо китайцы двигались, не встречая сопротивления, и поэтому никак не ожидали атаки. Неподалеку от Кобдо отряд должны были встретить проводники, но никто их не ждал, и тогда в город были направлены нарочные. Однако и они не вернулись — их перехватили цирики Дамдинсурэна. Китайцы двигались со всевозможными предосторожностями. С двух сторон колонну окружали мерно вышагивавшие верблюды, нагруженные тюками, а впереди двигались две бычьи упряжки. Со стороны, особенно издалека, могло показаться, будто по степи движется обычный торговый караван.

— А что, если, увидев нас, они повернут назад? — спросил Дорж.

— Догоним и разгромим, — не задумываясь ответил Максаржав. — У Бугатского выступа, в устье Шивэртын-гола, нет ни кустов, ни деревьев — укрыться негде. Там-то мы их и встретим. — И он распорядился, чтобы часть отряда спустилась с крутого откоса к реке. Другим велел занять тылы — преградить китайцам путь к отступлению. Цирики забеспокоились.

— Они совсем уже близко, а нас словно и но замечают!

— Почему министр не дает сигнала? Они же уйдут!

— Ну вот, кажется, заметили!

И тут-то раздалась команда:

— Огонь!

Цирики открыли стрельбу. Этого китайцы никак не ожидали. Они поспешили уложить верблюдов и, укрывшись за тюками, стали отстреливаться. Максаржав велел передать своим бойцам: «Целиться лучше, противник несет большие потери». Цирики усилили стрельбу. Со всех сторон слышался рев животных, крики и стоны раненых.

Группа китайцев, отделившись от остальных, попыталась прорвать фланг, но успеха этот маневр не имел. Они бросились назад, но там их встретили цирики, спрятавшиеся в засаде. Но решаясь покинуть обоз, китайцы превратили его в укрытие и залегли, спасаясь от пуль.

— Приготовить коней! — приказал Максаржав. — Ближнему полку оставаться на месте и продолжать вести огонь, остальные по коням! Отрезать китайцев от каравана и уничтожить! Коня мне!

И с саблей наголо Максаржав поскакал впереди отряда конников. За ним лавиной неслись цирики, круша все на своем пути. А возле каравана завязалась рукопашная схватка. На правом фланге лежал на земле убитый верблюд, из-за него вдруг поднялся толстый китаец, по-видимому раненый, и, сделав несколько шагов, упал.

— Взять его живым! — приказал Максаржав.

К упавшему подбежали цирики, обыскали его и увели. В этот день они взяли в плен человек шестьдесят китайских солдат. Толстяк оказался командиром отряда. Он был тяжело ранен и вскоре умер. Бойцы отряда Максаржава, добравшись до обоза, начали осматривать трофеи, надеясь найти оружие и патроны.

Максаржав видел, что с противником почти покончено. Остатки китайского войска удирали, преследуемые группой конных цириков. Когда в живых осталось лишь несколько солдат противника, Максаржав приказал прекратить погоню. Он стоял в отдалении, окруженный командирами, и наблюдал за тем, что происходит на поле боя. Раненых и убитых цирики погрузили на повозки. Затем построились. Все были радостно возбуждены — ведь это был первый бой, первая победа над врагом после многомесячного изнурительного похода!