Великая судьба

Удвал Сономын

— В чем дело? Что случилось? Уж не погибли ли там наши взрывники?

— Предупреждали же их, чтоб были осторожны!

— Вон что-то темнеет. Смотри, смотри!

— Как будто человек. Стой!

— Это я, Номт. Проведите меня к Максаржаву.

— О, да это, кажется, китаец! Хватайте его! — раздались голоса.

— Что там такое? Тихо, не стрелять! — послышался голос Максаржава.

— А, это ты, Номт, — воскликнул он, когда к нему подвели перебежчика. — Здравствуй. Что случилось?

— Да со мной-то ничего. Вот жене и детям приходится туго. Есть у нас совсем нечего, даже воды нет. Чиновники амбаня нам ничего не дают. С едой,

правда, и у пих неважно: туго им пришлось, грызутся между собой. Да и патронов, говорят, не хватает. Нас, бедняков, мобилизовали в армию амбаня насильно. Гопяют на ученьях до седьмого пота. Если дойдет дело до схватки, нам, наверное, тоже больше всех достанется.

— Почему же вы не арестуете чиновников амбаня?

— Да разве это возможно! Они ведь хорошо вооружены, и охрана у них надежная. Нам их не одолеть. У нас к вам одна-единственная просьба — не причинять вреда нам и нашим семьям. Наши люди не будут стрелять в вас. Мы находимся в Торговом городке.

Китаец собрался было идти, но Максаржав остановил его.

— Послушай, Номт. Однажды ты уже помог мне, и я этого не забыл. Тебе не следует возвращаться в крепость, это опасно. Оставайся пока у нас.

Номт не стал возражать.

Вскоре вернулись подрывники.

— Ну что? — спросил их Максаржав.

— Взорвать-то мы взорвали, огромная воронка образовалась, да только сквозного пролома не получилось.

— Ну ладно, ничего. Стена, видно, очень толстая. Поверху, говорят, можно на телеге проехать.

— И все же китайцы переполошились.

В разговор вступил Дамдинсурэн:

— Нам надо спешить. Попробуем взять крепость штурмом, пока они не опомнились.

— Давайте-ка обойдем лагерь, — предложил Максаржав, — посмотрим еще раз, все ли готово к атаке. Не могу сейчас ни о чем думать, кроме предстоящего боя.

— Учений у нас было очень много, — заметил Дамдинсурэн. — Совсем поистрепали одежду наши цирики, обучаясь рукопашному бою.

— В других странах, я слышал, солдат одевают в одинаковую форму.

— Да, это, конечно, здорово. Куда бы солдат ни пошел, все сразу видят, что это солдат. Эй, Дорж! — позвал Дамдинсурэн адъютанта. — Пошли связных к командирам полков. И к эскадронным тоже.

— Сигнал к бою будет дан с горы Аршант, как договорились раньше, — обратился Максаржав к командирам, убедившись, что все в сборе. — По сигналу выступать всем сразу. Есть ли среди вас или среди ваших цириков такие, кто не хочет сразиться с врагом?

— Нет, господин министр!

— А если так, будьте готовы к атаке. Скажите бойцам, что им нечего бояться противника. Мы защищаем правое дело!

— Предупредите бойцов, чтобы во время передвижения соблюдали осторожность, не шумели и не курили, — добавил Дамдинсурэн.

— Ясно!

— Будьте внимательны, в темноте по ошибке не перестреляйте своих.

— В торговой части города живут несколько бедных китайских семей, — снова заговорил Максаржав. — Передайте всем мое распоряжение — их не трогать. Тех же, кто будет оказывать сопротивление, уничтожать на месте!

Была глухая ночь восьмого дня первого осеннего месяца тысяча девятьсот двенадцатого года, или второго года правления «многими возведенного».

* * *

Максаржав вскочил на коня, звякнув саблей. Сейчас на своем гнедом жеребце он был похож на сказочного богатыря, одного из тех, о которых пел Парчин-тульчи. Смуглое лицо

с сильным подбородком, разрезанным глубокой ложбинкой, прямой с горбинкой нос, густые брови вразлет, сходившиеся на переносице, — весь облик гуна свидетельствовал о решительности и бесстрашии. На затылок свисает толстая коса с ленточкой, заправленной за пояс. На нем остроконечная шапка и отделанный галуном дэли из коричневого шелка с серебряными застежками, а поверх дэли — ярко-голубой хантаз.

В глубоком безмолвии следовал за Максаржавом отряд. Слышно было лишь слабое трепетанье знамени на ветру, дыхание сотен людей да иногда чей-то сдержанный кашель. Неожиданно Максаржав поднял вверх винтовку и выстрелил. На горе тотчас запылал костер, который был виден отовсюду. В считанные минуты войско построилось к штурму. И мысль, беспокоившая каждого: «Останусь ли я в живых?» — сменилась единым порывом — во что бы то ни стало победить!

Максаржав скакал впереди своего войска, не замечая свистевших вокруг пуль; казалось, этот человек всего тридцати с небольшим лет был рожден для стихии яростных атак, словно на роду у него написано командовать войском. Велик мир, но не много рождается на свет таких богатырей! Конечно, отважным зовут и того, кто вступает в единоборство с пантерой, с медведем или волком. Но чего стоит такой смельчак в сравнении с человеком, который силой своей воли, своей энергией, личным примером побуждает тысячи людей подняться в едином порыве! А ведь среди этих людей были и такие, что отдали за долги последнюю корову, в ушах у них еще не смолк плач голодных детей, были здесь и те, чьих отцов замучили пытками в тюрьме.

Наступая с четырех сторон, войска Максаржава вскоре овладели торговой частью города. Казенный городок был полностью блокирован. Из крепости палили пушки, огненными вспышками разрывая темноту. Напуганные взрывами кони шарахались в разные стороны. Китайцы вели в темноте вслепую беглый ружейный огонь. Разрабатывая план атаки, Максаржав приказал как можно скорее достигнуть стен, где цириков не достанет огонь артиллерии, а беспорядочная стрельба из винтовок не причинит им большого урона. Однако по мере приближения к крепости наступательный порыв заметно угас. При виде высоких стен, при звуках канонады у многих дрогнуло сердце — крепость казалась неприступной. Первоначальный замысел — захватить пушки, установленные на степах, — не удался. Китайцы не давали подступиться к орудиям, отчаянно защищали их. Максаржав приостановил наступление. Как ему хотелось сейчас иметь крылья, чтобы перелететь эти проклятые стены! «Наиболее сильна оборона у них возле ворот, — рассуждал он. — Значит, надо главный удар направить на глухие стены между воротами, туда же подтащить и пастилы с лестницами». И он отправил связных к Дамдинсурэну и полковым командирам. Максаржав приказал также усилить обстрел артиллерийских позиций противника. Сам же он поспешил к западной стене — хотел на месте распорядиться, чтоб установили лестницы.

— Кто полезет на стену вместе со мной? — обратился Максаржав к цирикам. Вызвались несколько добровольцев. Они подобрали полы дэли, чтоб не мешали взбираться по лестнице, и Максаржав первым начал карабкаться вверх.

— О господи! — заволновались бойцы. — Жанжин сам полез!

Следом за командующим стали подниматься Дорж, Дэрмэн и Ядамсурэн.

— А что ж мы-то? Давайте за ними! — послышались голоса, и вскоре лестница снизу доверху была облеплена людьми.

Неподалеку установили еще одну лестницу.