Великая волшебница, вернувшаяся триста лет спустя
Шрифт:
У меня дёрнулась губа, и тон невольно похолодел:
— Хотя жизнь аристократов далеко не так безоблачна, как может показаться по незнанию, они имеют хорошее воспитание и возможности. Они знают, что, если не случится чего-то экстраординарного, их ждёт долгая жизнь. У них есть возможность покупать то, что продаётся. Есть время добиваться желаемого. Но они напали на слабую девушку, которая ничем не могла им ответить. Просто обнаглевшие от вседозволенности звери. Не выношу таких. Эти из себя ещё ничего не представляют, но уже поступают
Руки Синеглазки чуть напряглись, но почти сразу он снова расслабился:
— В твоих словах действительно есть смысл. Хотя я считаю, что в обоих случаях это одинаковое опьянение вседозволенностью, ты просто снисходительнее к простым людям.
— У простых людей обычно нет времени погрязать в извращённых развлечениях, поэтому они не успевают пресытиться примитивными формами насилия и перейти на новые уровни издевательств.
Он молчал, пристально глядя на меня.
— Да, ты права, — согласился, наконец. — Жестокость некоторых аристократов действительно непростительна.
Конечно, я права: и в обычной жизни, и на войне я столько всего этого видела, что не сосчитать.
Куратор Ван-Лер выслушал доклад дежурного прямо в дверях собственного жилища.
Молча и невозмутимо.
Дежурный, не дождавшись ответа, добавил:
— Молодые люди жалуются на непомерную жестокость и ограбление. Требуют наказать герцогиню, и вы, как её куратор…
— Эти второкурсники жалуются на то, что сами слишком слабы? Вам это не смешно? — Ван-Лер смотрел на дежурного сверху вниз и припечатал. — И это не ограбление, а военные трофеи. Хотите сказать, что победитель не имеет права на трофеи?
— Но это не было поединком, она…
— Они сразились?
— Э-э, она их избила, капитан…
— Раз била, значит, был поединок. Передайте куратору пострадавших, чтобы лучше их тренировал. Хорошей ночи.
Ван-Лер закрыл дверь и, ворчливо сетуя на то, что развели тут слабаков и плакс, вернулся в кресло-качалку, чтобы продолжить чтение романа о принце, который сбежал с помолвки и, путешествуя инкогнито, влюбился в дочку короля преступного мира, скрывающуюся от врагов отца.
Эта история приключений и пламенной любви как раз достигла апогея, поэтому отвлекаться на каких-то побитых идиотов Ван-Лер не хотел.
Приноровившись, я действовала ещё быстрее, так что меньше чем через десять минут закончила с ногтями Синеглазки и, улёгшись на кровать, вручила ноги в горячие и сильные ладони.
Опустив мои ноги себе на бедро, Синеглазка погладил стопы. Одного этого хватило, чтобы напряжение отступило. Синеглазка поднял стопу и стал… творить магию прикосновений. Мурашки и волна дрожи побежали от ноги по всему телу. Обалдеть, я не ожидала, что эта цыплячья тушка окажется такой чувствительной к подобным вещам. К щекам прилила кровь, пришлось приложить некоторые усилия, чтобы не изогнуться от удовольствия.
Больше
Синеглазка мял и поглаживал стопу, я изнутри закусывала щёку, чтобы не издать провокационных звуков. Интересно, не будет ли слишком подозрительно, если я закрою лицо подушкой?
Хватит… нет, продолжай. Но хватит.
Я глубоко дышала. Это было такое блаженство на самом деле…
— Я хотел тебя спросить, — голос Синеглазки пронзил меня низкими чувственными вибрациями и объял пламенем.
Говори, говори ещё…
— М-м? — отозвалась, стараясь, чтобы голос не подрагивал и не скатывался в ответные чувственные вибрации.
— Каким ты представляешь идеального мужчину?
Вопрос был настолько смешным, что я отвлеклась от волн трепетного блаженства, источником которых были пальцы Синеглазки. Но потом блаженство взяло верх, так что я чуть было не ляпнула, что идеальный мужчина должен уметь делать вот такой массаж.
— Глупый вопрос, — непристойно томно отозвалась я. — Не существует идеальных людей, а мечты об идеале только разочаруют в реальной жизни.
— Но какие-то предпочтения у тебя есть, — Синеглазка явно понимал, на какие точки надо давить, потому что в этот момент я почти застонала от новой волны удовольствия.
Пересохшие губы невольно сложились в улыбку, а глаза закрылись:
— Он не должен меня подавлять, — я едва сдержала потребность выгнуться. — И не должен быть слишком смазливым.
Рука Синеглазки замерла, и я пихнула его пяткой, требуя продолжения.
— И почему ты против привлекательной внешности? — он мягко погладил, прежде чем снова надавить на чувствительные точки.
Полежав немного и переведя дыхание, пояснила:
— У красавчиков обычно скверный характер, слишком много самомнения и надоедливых поклонниц.
— То есть, это не принципиальный вопрос? А что ещё тебе нравится?
— Да какая разница?
— Мне просто интересно, какой мужчина может понравиться такой женщине, как ты? — его пальцы играли, словно на струнах, порождая сладкий трепет в каждом нерве. — Нравятся тебе заботливые или отчуждённые? Какие привычки тебя раздражают? Что ты считаешь неприемлемы? А на что готова закрывать глаза? Что с большей вероятностью тебя тронет?
Думать было трудно и вообще не хотелось, и улыбка, кажется, приклеилась к губам.
— Какая разница? — прошептала я.
— Может, я хочу завоевать твоё сердце?
— Я же бессердечная, — засмеялась я и свободной пяткой толкнула его в бедро.
— У тебя определённо есть сердце.
Смех ещё щекотал меня внутри. Синеглазка взялся за вторую ногу и стал повторять свой восхитительный танец пальцев, надавил, и в этот раз я слегка выгнулась. Тело наполнялось истомой. Эти горячие руки были просто невероятны, хотя отчасти в реакции виновато и слишком чувственное тело.