Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов
Шрифт:
Старец осушил стакан, вскочил и засунув руки в шаровары, зашагал по комнате. Казак убирал со стола.
– "Ишь ты, всю бутылку осушил один", - заметил он.
– "Да, пьет здорово", - ответил я. А видимо, большой сумбур идет, приходило мне в голову, если Распутин так сильно перетрусил и обращается к нам за защитой. Не верит Петрограду. Все изолгались, изъинтриговались. Результат работы первого министра из рядов Государственной Думы.
Я спешил одеться и поехал в Царское в автомобиле. Было уже поздно. Миновали город. На душе нехорошо. Десять лет я в Царском Селе. Государь знал и ценил мою службу. Был высоко милостив. Верил. И вот является министр от ,,общественности", лжет, клевещет Государю и доверие колеблется... Так из-за чего же тогда служить... Пора уходить...
2-го марта, в 10 утра, я входил к Дворцовому Коменданту. Накануне, приглашая меня на этот час, генерал сказал, смеясь: -"И я вам дам отчет о моих свиданиях". Это была, конечно, только шикарная любезность. Генерал умел молчать.
– Ну, я был у них, начал он, торопясь и укладывая несессер.
– Мне все говорили про внутреннее положение, точно это мое дело. Точно я могу тут что-либо сделать, чему-либо помочь... Ну, а Хвостов,... тут что-то очень не чисто... очень... Вот и все, что я услышал от генерала. Он укладывал маленькие бутылки "Куваки". Тон его был настолько прост, шутлив и неофициален, что и я позволил себе в том же тоне сказать ему попросту: - "Да не поддерживайте Вы его Ваше Превосходительство. Ведь дрянь же он чистейшая. Подведет вас. Вы сами видите, как он запутался, как увяз". Генерал расхохотался и со словами: - "Да, да, конечно" - стал прощаться, торопясь во дворец. Кургузкин уже подавал шашку.
А во дворце в это время решался вопрос о Министре Внутренних Дел. Об удалении Хвостова Государь уже решил твердо. Он так ясно видел всю некрасивую правду этого "дела", что держать Хвостова, при своей моральной чистоте, Государь просто не мог. Ведь он читал все документы до покаянных писем Ржевского и Илиодора включительно. Он знал "дело" лучше всякого Штюрмера. И еще накануне Штюрмер по требованию Государя дал список трех кандидатов на пост министра, вместо Хвостова: князя Николая Голицына, графа Алексея Бобринского и егермейстера Петра Стремоухова. Государь повелел быть Министром Вн. Дел Штюрмеру.
Ровно в полдень императорский поезд унес Государя в Ставку.
Оставшаяся в Царском Селе Царица была глубоко потрясена всем случившимся. У Нее начались невралгические боли головы. Пришлось прибегнуть к массажу и электризации головы. Морально Царица страдала очень, вполне сознавая свою вину в деле назначения Хвостова министром.
"Я в отчаянии, писала Она 2 марта Государю, - что мы через Григория рекомендовали Тебе Хвостова. Мысль об этом не дает мне покою. Ты был против этого, а я сделала по их настоянию...
Им овладел сам дьявол, нельзя этого иначе понять".
Однако и этот тяжелый, наглядный урок не остановил Царицу от советов своему Августейшему Супругу. Искренно веря, что она умно помогает Государю, она продолжает советы. Царица советует удалить адмирала Нилова, сменить Поливанова, Сазонова, Бонч-Бруевича. Выдвигает Иванова на пост Военного министра. Предостерегает Государя относительно Игнатьева и даже Воейкова и т. д. и т. д. Царица была искренно уверена, что весь круг преданных и верных людей Государю это: Распутин, Вырубова, Саблин да еще несколько человек и это всё. Все остальные на подозрении: кто больше, кто меньше.
Она верила в это и убеждала в этом Государя. Но Государь отлично это понимал и очень часто поступал против Ее советов, руководясь своим опытом. Но иногда его решения совпадали с желанием Царицы. Утверждать же огульно, что Государь делал по управлению (только то, что хотела Царица - это большая ошибка.)
Это значит - не знать фактов и не знать характера и Принципов Государя. Император Николай II вовсе не был так прост и бесхарактерен, как думали многие.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
– На пути в Могилев.
– Остановка из-за лопнувшего рельса.
– Прибытие в Ставку.
– Отношение Государя к Франции.
– Французский посол Морис Палеолог.
– Отъезд Пильца и его доклад
– Моя поездка в Петроград.
– Хвостовский скандал продолжается.
– Разоблачение Белецкого в прессе.
– Увольнение Белецкого.
– Государственное значение скандала.
– Главная вина Хвостова.
– Распутин не был шпионом.
– Хвостов и Белецкий нанесли тяжкий удар режиму.
– Подготовка революции в Военно-Промышленных комитетах.
– Гучков и Коновалов.
– Генерал Поливанов, его тактика и увольнение.
– Назначение следствия над Сухомлиновым.
– Мой визит к Вырубовой.
– Съезды Земского и Городского союзов в Москве.
– Возвращение Государя в Царское Село.
– Отъезд на фронт.
– Назначение генерала Брусилова вместо Иванова.
– Смотры в Каменец-Подольске.
– Под угрозой неприятельских аэропланов.
– Возвращение в Ставку.
– Военный совет.
– Страстная неделя в Могилеве.
– Письмо Царицы Государю.
– Пасха в Ставке.
– Пожалование ген. Алексееву звание генерал-адъютанта.
– Христосование Государя.
– Возвращение 19 апреля в Царское Село.
– Тревога за внутреннее положение.
– Нехорошие слухи. Арест ген. Сухомлинова.
– Возвращение Распутина.
– Выезд Государя в Ставку 24 апреля.
Невесело было в нашем вагоне этот раз на пути в Могилев. Все разговоры вертелись на хвостовском скандале. Все ругали Хвостова. На одной из станций узнали про остановку императорского поезда. Путевой сторож Павел Орлов заметил во время лопнувший рельс и остановил поезд, в котором следовал Государь. Орлову Государь пожаловал часы с Государственным гербом и сто рублей. Не знаю, кто докладывал Его Величеству о той награде, чью оплошность покрыл Орлов своею бдительностью, но награда мне кажется очень недостаточной.
3 марта в Орше императорский поезд встретился с эшелоном Л.-Гв. Литовского полка. Государь пожелал видеть солдат. Те высыпали из вагонов веселые, радостные. Государь дважды обошел их, благодарил за службу, желал успехов. В 2 ч. 45 м. приехали в Могилев.
На вокзале среди встречавших новый губернатор Явленский.
Через час после приезда, Государь уже занимался с ген. Алексеевым. Вскоре на фронт уже передавались депеши о предстоящем наступлении. Приводился в исполнение план, выработанный на предыдущем военном совете, с целью помочь французам. События у Вердена интересовали Государя и всю Ставку. Государь горел желанием помочь союзникам нашим наступлением. Государь относился к Франции особенно сердечно. Мы ведь почти все, русские царского режима, сами не зная за что и почему, а любим Францию. Этому много способствовал тонкий дипломат французский посол Морис Палеолог. Прошедший хорошую школу, Морис Палеолог (его настоящая фамилия была другая) быстро разобрался в русском обществе, в партиях, завел, где надо было, агентуру, т. е. информаторов, отлично использовал некоторых дам русского высшего общества, как осведомительниц, и в результате ловко выбрал правильную линию поведения. И его любили. Любил и Государь. И как это ни парадоксально, но представитель Республики пришелся у нас больше "ко двору", чем представитель Королевской Англии. И республиканский посол сумел быть более лояльным по отношению Их Величеств, чем королевский посол. И в то время, как Бьюкенена вспоминают теперь с ненавистью, к Палеологу относятся с симпатией, хотя и он частенько дает "клюкву" про Россию.
27-го февраля Палеолог был приглашен во дворец на сеанс кинематографа. Показывали фильм обороны Вердена, а на другой день Государь на аудиенции обещал ему помочь Франции при первой возможности. И вот наше наступление началось 9-го марта, несмотря на неблагоприятные атмосферные условия. Наши войска имели большой успех, но несли и большие потери. Немцы должны были взять с французского фронта несколько дивизий.
Но наступившая 15-го марта оттепель заставила приостановить наступление. Дороги были испорчены. Окопы залиты водою. Не было возможности сражаться. Стихия побеждала волю человека. Приходилось ждать. В Могилеве стояли туманы. Днепр разлился. Был ледоход. Быстро неслись льдины, сталкивались с треском, наваливались одна на другую, громоздились в кучи и падали с грохотом. Нам петербуржцам вспоминалась Нева...