Великая война. Первая мировая - предпосылки и развитие
Шрифт:
Глава 13
Год катастрофы
…на мой взгляд, в данное время стоял вопрос: сумеют ли наши армии одержать победу в войне прежде, чем проиграет наш флот?
У генерала Нивелля был план. В нем отсутствовали незначительные детали. Это был план победы в войне одним ударом, победы, которая достигается в срок от 24 до 48 часов. Он был основан на одновременном применении больших усилий и больших масс. Центральной частью этого плана должен был быть «массовый маневр» 27 дивизий – тарана, который прорвется через германский фронт и сомнет его. Очевидно, что для выполнения задачи такого рода требовались мощные однородные силы; было ясно, что такие силы могла обеспечить только Франция. Таким образом, сущность плана Нивелля представляла собой еще одну попытку французской армии выиграть войну, опираясь только на собственные силы. Это принципиально отличалось от тех решений, которые были приняты союзниками, когда во главе армии был Жоффр. Достигнутые в ноябре 1916 года, они предусматривали одновременное наступление всех союзных армий, причем по настоянию британского
Если рассматривать войну ретроспективно, то немногие ее обстоятельства кажутся такими курьезными, как принятие правительствами этой грандиозной и непрактичной схемы, вызванной возрастающим скепсисом в отношении способностей их военных руководителей. Так появилось пресловутое обещание «сорока восьми часов», выглядевшее забавой по контрасту с жестокой, дорогой и изнурительной войной Жоффра. Никто не был обращен в эту веру победы на Западном фронте более, чем новый британский премьер-министр Ллойд Джордж. Начав с позиции, что он «не хочет оказаться в положении мальчика от мясника, ведущего скот на бойню, и не будет это делать», он обсудил множество альтернативных стратегий. В декабре Репингтон заметил: «Робертсон… говорит, что Л. Д. жаждет победы быстро, причем ему все равно где. Где-нибудь, чтобы это произвело впечатление – например, Дамаск. Р. сказал ему, что Дамаск в свое время будет взят, только надо провести туда железную дорогу и трубопроводы, а как тем временем насчет Беершебы? Л. Д. считает, что Беершеба не даст эффекта, а вот Иерусалим мог бы! И это военная стратегия кабинета в конце 1916 года. Если мы с ней сможем победить, то победим с какой угодно». К январю Ллойд Джордж изменил мнение. На конференции в Риме, проходившей в этом месяце, он приводил доводы за наступление объединенных сил союзников на итальянском фронте; это было отклонено французами и итальянцами. На пути домой он встретился с Нивеллем. Он пригласил французского генерала в Лондон, и в течение недели обаяние Нивелля, его убедительность и владение английским языком сделали свое дело. Робертсону было поручено инструктировать Хейга, чтобы он следовал плану Нивелля «согласно букве и духу». Все остальное должно быть оставлено.
У британских генералов энтузиазма было меньше, чем у их премьер-министра. У них были в наличии свои готовые планы массированного наступления во Фландрии; особое значение придавалось ему в связи со значительными потерями от подводных лодок, большая часть которых, по неверно истолкованным данным военно-морской разведки, базировалась в Остенде и Зеебрюгге. Хейг и Робертсон установили взаимодействие с французским главнокомандующим. Однако Ллойд Джордж не был этим удовлетворен. Сомневаясь в способностях своих военных советников, он с энтузиазмом восхищался смелыми проектами Нивелля. Не будучи уверенным в прочности своего политического положения, он решил использовать Нивелля и его планы, чтобы скрытым образом понизить статус и полномочия британских генералов. Все, в чем он нуждался, – это предлог, и таковой не замедлил появиться.
Среди других жертв зимних морозов была северная железнодорожная система, от которой зависели британские войска во Франции. И теперь возник кризис первой величины – транспортный. Хейг и Нивелль неизбежно были втянуты в него, поскольку их эксперты не в состоянии были достичь удовлетворяющего обе стороны решения. Но согласие обоих главнокомандующих сохраняло взаимопонимание, которое делало обсуждение возможным. Однако Ллойд Джордж ухватился за этот кризис как повод для созыва межсоюзнической конференции, якобы для обсуждения транспортных проблем, а на деле (это не было согласовано с британским Военным министерством), чтобы переустроить структуру командования Западного фронта. Короче говоря, он собирался поставить Хейга и британские армии во Франции под непосредственное командование Нивелля. Сам Нивелль и его штаб были предупреждены об этом намерении и соответственно ему составили детальные предложения. Они не подозревали, что британский премьер-министр ведет «свою игру», не только не имея поддержки со стороны своих советников, но вопреки их мнению, а также мнению своих коллег в правительстве.
Результат необдуманных махинаций Ллойд Джорджа проявился на конференции в Кале, проходившей 26–27 февраля. Она знаменовала собой важную веху в продолжении союзниками войны. Побуждаемый Ллойд Джорджем, Нивелль выдвинул предложение, согласно которому силы Британской империи во Франции становились контингентом французской армии, а британский главнокомандующий «возвеличивался» до генерал-адъютанта. Хейг и Робертсон были возмущены, Ллойд Джордж и сам был захвачен врасплох. Французы, когда поняли, как их использовали, были сильно растеряны. В конечном счете было достигнуто компромиссное решение, согласно которому британские экспедиционные силы сохраняли свою самостоятельность и собственное командование, но Хейг был подчинен Нивеллю на время наступления, план которого был намечен в общих чертах. Вторая конференция, состоявшаяся в Лондоне в начале марта, когда британское правительство уже лучше представляло себе ситуацию в целом, подчеркнула эту существенную оговорку. Какое-то время Нивелль пытался действовать так, как будто ее не существовало, а Хейг был подчиненным ему командиром, как любой французский командующий группой армий. Но это положение существовало недолго – его разрешила сама война, а также новый политический кризис во Франции, который серьезно подорвал позиции Нивелля. Очень скоро он оказался в странном положении, когда стал искать поддержки со стороны Хейга против собственного правительства. Опасность решений, принятых в Кале, лежала в другом: в нарушении доверия между гражданскими и военными главами британских вооруженных сил, которое до конца так и не восстановилось. Для Германии это стало неожиданной победой, своего рода добровольным
Горькая ирония хитросплетений Кале заключается не в оскорбленных чувствах или выдвинутых там необоснованных претензиях, а в действиях, шедших в то время на поле боя, которые делали смешным все происходившее в коридорах власти и на совещаниях в кабинетах. Немцам теперь необходимо было решить задачу трансформации стратегического поражения в тактическое превосходство. Первые признаки их отхода на новую линию Гинденбурга были замечены незадолго до конференции в Кале. «Важные события имели место на фронте 5-й британской армии. Враг отошел назад на 18 тысяч ярдов… Наш авангард встретил лишь слабое сопротивление…» – писал Хейг 25 февраля. Будучи чрезвычайно самоуверенными, Нивелль и его офицеры вовсю превозносили свой план выигрыша войны; масштаб их подготовки перед лицом врага был таков, что сохранить секретность было сложно в любом случае, хотя для этого были сделаны некоторые попытки. Оценив свои резервы, немцы логично заключили, что без многого могут обойтись, и начали постепенно отходить, оставляя после себя опустошенную землю. То, что казалось единичным явлением на фронте 5-й британской армии (Гоу), распространилось направо – на зону действия северной группы французских армий (Франше Д'Эсперэ), отнимая у Нивелля треть его линии наступления. Несмотря на все усилия Гоу и Д'Эсперэ, а более активных командиров трудно было найти, союзники были не в состоянии точно установить положение немецких войск. Для преследования боевых порядков врага конница оказалась совершенно бесполезной; направлявшаяся к траншеям пехота, всегда поддерживаемая массированным артиллерийским огнем, не могла действовать самостоятельно, артиллерия отставала, застревая на разрушенных дорогах или в ледяных болотах, свой непрошеный вклад в торможение наступления внесли мины-ловушки.
Первым из лидеров союзников правильно проанализировал намерения немцев фельдмаршал [19] Хейг: «Судя по всему, его цель заключается в следующем: дезорганизовать наше наступление, вынуждая нас атаковать без прикрытия с флангов, заставляя таким образом попусту терять время; измотать наши войска, вынуждая нас на каждом этапе заново готовиться к атаке… воздействовать на моральный дух союзников, вызывая в них разочарование тем, что враг способен ускользать от них на каждом последующем этапе, несмотря на их отчаянные усилия предотвратить это». Его вывод был таков: «Целесообразность броска Нивелля с каждым днем уменьшается». Это было противоположно собственным убеждениям Нивелля, выраженным в начале марта. Он заявил, что отход немцев целиком в интересах союзников, и на этом основывал свое решение «не делать серьезных изменений в составленном плане действий». Непродолжительное время Нивелль и его штаб пребывали в мире оптимистических иллюзий, не выдерживавших столкновения с жестокими реальными фактами, происходящими на фронте. Но он и его окружение становились все более изолированными и лишенными смысла фигурами в потоке перемен. 18 марта во Франции сменилось правительство, и новый военный министр Поль Пенлеве, никогда не веривший в Нивелля, быстро выступил против большого наступления. Его поддержали три командующих группами армий, которые должны были бы осуществлять наступление: Д'Эсперэ, Петен и Мишле.
19
Хейг получил звание фельдмаршала в декабре 1916 г.
Военный министр предпринял решительную попытку выйти из этого тупика 6 апреля, в тот день, когда войну Германии объявили Соединенные Штаты. В Компьене, где располагалось главное командование, президент Пуанкаре, премьер-министр Рибо и Пенлеве встретились с Нивеллем и его генералами. Мишле, который был ранее наиболее громогласным, теперь высказал против плана Нивелля лишь нерешительные доводы, Д'Эсперэ и Петен дополнили их профессиональными комментариями, которые под взором главнокомандующего были робкими. Сам Нивелль высказал желание уйти в отставку, но это оказалось больше того, что правительство могло вынести. Конференция в Компьене закончилась, не приняв решения, но выявив два неприятных факта: неспособность выборных политических лидеров управлять «техниками» современной войны и глупость Ллойд Джорджа, который допускал, что подчинение британской армии французскому генералу не станет подчинением французскому правительству. С британцами в Компьене даже не советовались.
Для своих британских союзников Нивелль предложил отвлекающее наступление, которое должно было на неделю опередить его собственное. Выбранным для него участком стал Аррас, расположенный на самом севере района немецкого отступления. Почти единственной пользой, которую смог извлечь Хейг из встречи в Кале, было согласие включить в число его объектов стратегически важной гряды Вими. Ее должен был атаковать канадский корпус 1-й армии генерала Хорна, а 3-я армия генерала Алленби продолжила бы наступление на юге от канадцев, еще южнее 5-я армия генерала Гоу проводила бы ложную атаку. Аррас был бы еще одним эпизодом, зависящим от артиллерии (почти 3 тысячи орудий) и тщательной предварительной подготовки. Британская армия проделала долгий путь за девять месяцев после наступления такого масштаба, поэтому его результаты не могли не отличаться от предыдущих.
Артиллерийская подготовка началась 4 апреля; 9-го под дождем и снежной метелью началось наступление. Свою дань отдали и погоде. Королевский воздушный флот имел численное превосходство, но, имея самолеты, уступавшие новейшим германским машинам, сумел выполнить свою задачу ценой самых тяжелых месячных потерь за всю войну. В сражении смогли принять участие только 60 танков, но многим из них не позволило атаковать состояние грунта. С другой стороны, артиллерия имела нужное количество боеприпасов, и они были значительно лучшего качества; артиллеристы, получившие опыт на Сомме, достигли высокого уровня мастерства, поэтому создали точную завесу огневого заграждения. Пехота значительно улучшила тактику своего наступления, работа штабов была успешной, их начинанием было использование подземных помещений Арраса для укрытия 20 тысяч человек резерва, а также постройка галерей, позволявших им выйти на передовую, не будучи обнаруженными, и не закрывавших при этом обычных коммуникаций. Начальная фаза наступления, контрастируя с трагедией 1 июля 1916 года, стала триумфом, который не смогла испортить даже погода.