Великая Женская Любовь (сборник)
Шрифт:
Покой. Покой. Покой.
Все, что тревожило ее эти полгода, все ее терзания, муки совести, надежды и ожидания, горечь осознания, что никогда они не могут быть вместе, чувство вины перед дочерью – испарилось. Все это исчезло, как исчезли эти письма. Остался только покой.
Тихо было в ее душе.
И – удивительно хорошо.
Как будто очнулась она ото сна, словно попала в другую реальность, в которой есть спокойствие, мир, чистая жизнь. В которой есть Ириша, ее детка, доченька.
Давно Светлана так не думала об Иришке –
– Спасибо! Спасибо! Спасибо!
А кому спасибо? За что – спасибо?
Ему ли – за любовь его детскую?
Ей ли – за смелость завершить любовь эту, позднюю, чистую и – не чистую?..
Или детке ее, которая была все это время рядом – как указатель светлый, напоминавший: «так нельзя»?..
– Спасибо! Спасибо… – все еще звучало в ней, пока она собирала сумку, чтобы ехать на дачу к дочери.
– Спасибо, – сказала она своему отражению в зеркале и лицо свое заплаканное вытерла.
И только когда сборы были закончены, подошла она к ведерку этому с кучкой пепла на дне и сказала ровным голосом – просто факт констатируя:
– Вот и вся моя последняя любовь…
И подумала вдруг: почему последняя любовь? Любовь не бывает последней. Она обязательно еще будет любить. Она будет любить дочь, будет любить ее как прежде – сильно, наверное, даже сильнее – после всего пережитого.
И поняла вдруг – в этом поступке проявилась вся ее любовь к ней, детке своей любимой. Именно любовь к дочери выбрала она, отказавшись от любви к мальчику этому.
И представила она, как скоро, наверное, будет любить ее деток – своих внуков. Как будет с удовольствием наблюдать за ними, играть с ними, гулять, читать им книжки. Сколько еще любви в ней будет!
И представила себе свою жизнь: как будет она просыпаться в своей квартире, идти на свою любимую работу, возвращаться в любимый дом, к любимой дочери. Сколько еще будет любви в ее жизни…
И подумала вдруг – и с чего я взяла, что эта любовь последняя? С чего я придумала, что я больше не буду любить мужчину? У меня, которая живет в любви, – всегда будет любовь. Пока жива – я буду любить.
И, посмотрев на кучку пепла от «последней» своей любви, – усмехнулась и головой покачала несогласно, словно спросила:
– Разве это – последняя любовь?
И ответила:
– Нет.
И взяв ведерко это детское, к открытому окну подошла и легко, словно отпуская все, что хранило оно, из ведерка вытряхнула. И, глядя, как лепестки пепла плывут, тают в воздухе, подумала еще раз: «Спасибо!..»
И уже уходя из квартиры, посмотрела в зеркало на лицо свое заплаканное, но светлое, чистое и удивительно молодое – и только вздохнула легко.
И поехала к дочери.
Поехала в жизнь свою, в которой любовь была, есть и будет…
МАМ, ЖИВИ!
– Мам, а почему у тебя нет мужчины? – спросила Дашка.
И Оля, стоявшая
– Это что за разговоры такие?! «Почему у тебя нет мужчины?»! Ты что, не знаешь, что мы с папой развелись?!
– Я же тебя не спрашиваю, почему у тебя мужа нет, – прервала ее Дашка, – я спрашиваю, почему ты одна, без мужчины, живешь?
На вопрос этот у Оли, набравшей было воздуха в рот, чтобы ответить что-то, – ответа не было. Но мгновение спустя, словно придя в себя, она опять возмущенно сказала:
– Как ты это себе представляешь? Я – взрослая порядочная женщина, я работаю, тебя воспитываю, домом занимаюсь, откуда мне мужчину взять?..
Она проговорила это раздраженно, сердясь на Дашки ну непонятливость, но та, казалось, не замечала или не хотела замечать ее возмущения.
– Все женщины работают, детей воспитывают и домом занимаются, это не мешает им иметь мужчин! – миролюбиво сказала в ответ Дашка.
– Да чего ты ко мне пристала с мужчинами этими?! – опять возмутилась Оля, отмечая про себя: чего это она так возмущается? – Нет у меня мужчины! И откуда, скажи на милость, он возьмется – если я никого не люблю? У меня нет мужчины, которого я люблю, что тут непонятно?
– Да все это мне и непонятно, – упрямо сказала Дашка и даже с дивана спрыгнула и к Оле подошла, рядом с ней встала и в зеркало, отражению ее, сказала:
– Ты на себя посмотри! Ты же нормальная женщина, красивая, молодая еще.
И Оля непроизвольно дернулась от этих ее слов – какая молодая? Ей уже тридцать девять, уже Дашке шестнадцать, это она рядом с ней, матерью, – молодая и красивая женщина!
– В твоем возрасте у женщины должен быть мужчина, – продолжила дочь назидательно. – Ну если не муж, то хотя бы мужчина, – добавила она многозначительно. – Мам, ну разве можно так жить: все одна и одна?! То с вязанием живешь, то с телевизором… Ну если мужа нет, то хоть роман себе заведи, чтобы удовольствие от жизни получать, чтобы живой себя чувствовать… Разве можно так жить? Ты мне тут оправдания находишь: мужа нет, я никого не люблю… Так полюби! Ищи их, находи, встречайся, знакомься. Увлекись кем-то – ходи на свидания, занимайся сексом, – ты же живая женщина!
– Ну, ты вообще! – не выдержала Оля. – Уже меня и сексом заставляешь с кем-то заниматься!.. Я еще замуж не вышла…
– Мам, ну ты как ребенок! – опять сказала «взрослая» Дашка, – уперлась в свое замужество… Ты так никогда замуж не выйдешь – у телевизора своего! А может, как знать, ты действительно больше никогда замуж не выйдешь – так что же теперь: не жить?! Поставить на себе крест – не радоваться, не любить, не влюбляться и сексом не заниматься?!
В Дашкиных словах была почти угроза, и Оля даже головой покачала: нет, так она тоже не хочет – всю жизнь свою у телевизора провести!