Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир
Шрифт:
Анри Руссо. Муза, вдохновляющая поэта (портрет поэта Г. Аполлинера и художницы М. Лорансен)
В октябре 1908 года Руссо начал работу над большим полотном «Муза и Поэт». Посредством кисти он тщательно обмерил Аполлинера, записав в книжечку: «Четверть кисти — нос, полкисти — лоб». В список вошли рот, уши, глаза и прочее. Музой решено было изобразить возлюбленную поэта — художницу Мари Лорансен. Правда, с ней пришлось тяжко — она не давалась обмериваться. «Не тычьте в меня своей грязной кистью!» — шипела она. К тому же красавица, обладавшая весьма пышными формами, захотела, чтобы Руссо изобразил
Диван в чаще, или Завещание для Небесных врат
9 января 1910 года Руссо предстал перед судом. Прокурор требовал 14 лет каторги. Адвокат мэтр Гилерме не стал особо мудрить в своей речи:
«Я просто расскажу вам, господа судьи, о художнике Руссо! Этот наивный и простодушный человек был обманут тем, кого считал другом. Да разве это случилось впервые? Руссо обманывают всю жизнь! Однажды веселые художники убедили его в том, что ему присвоено звание командора ордена Почетного легиона, и даже дали в его честь банкет. Мой доверчивый клиент поверил насмешникам. Да и как не поверить, ведь наш лучший торговец картинами, уважаемый господин Амбруаз Воллар, сказал на том банкете, что продал все картины Руссо американцам! Мой бедный клиент поверил и этому и только робко спросил: когда же покупатели заберут картины? „Не скоро, — отозвался Воллар, — ведь они живут далеко — в Америке!“»
Зал засмеялся. Председатель суда стукнул по столу: «Ближе к делу, мэтр!»
Гилерме подошел к судьям и положил перед ними небольшую картину: «Смотрите! Это нарисовал Руссо. А теперь ответьте, это может нарисовать нормальный художник? Или скажу по-другому — человек, нарисовавший этих плюшевых зверушек, траву и листики, как их изображают дети, может отвечать за свои поступки, как взрослый?»
И мэтр Гилерме, повернувшись, показал картину залу. Зал пришел в исступление. Люди хохоча, хватались за животы. Судьи начали сползать с кресел. Мэтр Гилерме потряс картиной: «Господа! Этот человек ни на что не годен, только на написание такого примитива. Так верните его живописи!»
Руссо вскочил: «Ну теперь, когда вы все рассказали, я могу идти домой?»
Зал зарыдал. Председатель закричал, схватившись за голову: «Штраф — 100 франков и два года тюрьмы! Но поскольку обвиняемый пока не в себе, наказание подлежит отсрочке на неопределенное время!»
Руссо освободили, и он ринулся к председателю: «Благодарю вас! Я напишу портрет вашей супруги!» И тогда прозвучал вопль: «Уберите же его отсюда!» И старика Руссо вытолкали из зала суда.
Дома его ждали краски, кисти и незаконченные тропические картины. Конечно, приходилось выкручиваться, когда спрашивали: «А где вы видели джунгли?» Но однажды на одной пирушке у Аполлинера молодые поэты подсказали ему ответ: «Вы ведь пошли служить в армию в 63-м? Тогда вы должны были участвовать в Мексиканской кампании. Признайтесь, разве не там вы могли видеть девственный лес, голодного льва, антилопу в лианах?» И Руссо, стыдливо улыбаясь, согласился — конечно, мог. Ну зачем разочаровывать молодых, рассказывая им, что он видел пальмы в ботаническом саду, а лианы вообще только в воображении.
Но разве воображения не достаточно? Разве с его помощью Руссо не сможет создать очередной шедевр? Он напишет свою дорогую Клеманс. Это будет сон женщины — «Сон Ядвиги». Трогательно-обнаженная и беззащитная, она будет возлежать на красном бархатном диване. Вокруг — вся красота жизни: прекрасные цветы, райские птицы, буйный тропический лес. В тени деревьев будет стоять мужчина и наигрывать на флейте самые соблазнительные мелодии. Но где-то в чаще уже притаятся дикие звери — львы и тигры, готовые в любой миг выскочить
Руссо выставил «Сон» в «Салоне независимых» в 1910 году. Специально позвал критиков — должны же они увидеть шедевр. Но господа в дорогих визитках, мельком взглянув на картину, поспешили в другой зал. Руссо удалось ухватить за рукав обозревателя «Фигаро» Андре Дюпона: «Ну как, мэтр?» Дюпон брезгливо смахнул руку художника: «Зачем вы притащили в лес диван? Это же верх глупости! А может, вы громоздите эти несуразности, потому что не умеете рисовать правдиво?»
Анри Руссо. Сон Ядвиги
Руссо замотал головой: «Я имею диплом копииста и сделал много копий классиков в Лувре. Я могу нарисовать скачущую лошадь так, что все подумают, это — фотография! Но я — художник, а не копиист!»
«Тогда отчего вы рисуете так наивно?» — съязвил Дюпон.
Руссо распрямился: «Это сейчас никто не рисует ТАК! Уверяю вас, в будущем это не будет казаться странным. Мне уже говорили, что моя живопись из другого времени, но я не могу измениться…»
«Вот и живите в другом времени, а нас оставьте в нашем!» — отрезал Дюпон и, резко развернувшись, поспешил за коллегами. Руссо покорно отошел к углу, где висели его картины. Может, вообще уйти с выставки? Скоро придут молодые художники — задиры и хулиганы. Уж они-то точно разнесут его картины в пух и прах. Но вдруг среди зрителей найдется тот, кому понравится? И Руссо остался. Сел перед красочной «Битвой льва с ягуаром», да и задремал с расстройства. Тут как раз и появились молодые насмешники — Матисс, Марке, Дерен. И вдруг Руссо привиделось, что его картина раскрылась, словно волшебная шкатулка. Из нее выпрыгнул чертик с зонтиком и бросился стегать дерзких задир по ногам. Те, взвизгнув, разбежались, как нашкодившие котята. Руссо вздрогнул и… проснулся. Молодежь уже спешила в другой зал. Но Анри Матисс, задержавшись, вдруг выдал: «Хотел разругать вашу картинку, папаша Руссо, да не получается. Как подумаю о вас плохо, ноги начинает ломить!»
Вот вам и чертик! До сих пор Руссо думает: может, и вправду некая неведомая сила защищает его? Ах, если б это так и было — как пригодилось бы сегодня такая защита! Ведь Руссо снова влюблен — воспылал страстью к прелестной вдовушке Эжени Леони. Конечно, она не девочка, ей — 54 года, но ведь и ему — 65. Он мечтает о Леони, как несчастный Дон Кихот о своей Дульсинее. А она сводит его с ума. Каждый день требует, чтобы ее водили гулять по парижским бульварам, благо весна в разгаре. Но на прогулках кокетка не разу не дала себя поцеловать. А уж дома, когда Руссо передает Леони отцу с рук на руки, вообще глупо думать о поцелуях. Старик не сводит с дочки цепкого взгляда, да и дочка, прожив больше полвека, ни в чем не перечит отцу. И как только ей удалось в свое время выйти замуж?..
Проводив Леони до дома, Руссо целыми днями стоит под ее окнами, частенько и засыпает на лестнице ее дома по улице Тампль. Но такая верность не трогает Дульсинею. И, возвращаясь в свою мастерскую, бедняга Руссо снимает покрывала с портретов незабвенных Клеманс и Жозефины и, плача, рассказывает им о своих неудачах. Потом играет женам пару вальсочков на флейте, отбивая ногой такт. И, снова закрыв покрывала, вздыхает: чудеснейшие были женщины, чистые ангелы. А эта нынешняя — зловещая Леони!..
И что ей не хватает?! Вчера, ожидая трамвая на бульваре Тампль, она заявила, что Руссо годится только на роль шута. Но разве шуты зарабатывают столько? В прошлом году Руссо продал картин почти на 2 тысячи франков, а в этом, 1910 году — на 8 тысяч. Люди осознали, что он настоящий талант! Трясущимися руками Руссо раскрыл перед носом Леони свою расчетную книжку — пусть видит! Ахнув, кокетка потащила его домой — к папеньке. Тот долго считал цифры и выдохнул: «Тогда почему вы живете впроголодь?» Руссо гордо поднял голову: «Все, что я зарабатываю, я отдаю на благие дела братьям масонам!» Папенька почесал за ухом и резюмировал: «Я думал, вы — чудак. Но вы — идиот!» И выгнал художника вон.