Великие битвы великой страны

Алексеев Сергей Петрович

Приезжают гонцы из разных концов России.

– К кому?

– К государю.

– Нельзя. Царь молится.

Приезжают гонцы из разных ближних и дальних заморских стран.

– К кому?

– К государю.

– Нельзя. Царь молится.

Молится, молится царь Иван. Осыпает деньгами церкви и монастыри.

Тянут свои печальные песни священники и монахи. Поминают погибшего царевича.

Похудел царь Иван. Осунулся. Страшно глянуть теперь на Грозного.

Стал царь вспоминать вдруг прошлые годы. Вспоминает

опричнину, казни. Эх, эх, сколько извел людей. Ох, ох, жить самому недолго. Простит ли Господь суровость?

Задумался.

«Может, Господь и простит. А люди?»

Решил царь вернуться к делам казненных. Пересмотреть суровые свои приговоры. Приказал отписать, то есть занести в специальные списки, фамилии тех, кто подлежит прощению.

Стоят приближенные, называют царю фамилии.

– Князь воевода Горбатов-Шуйский. Тот, что Казань…

– Помню, помню, – перебивает царь. – Отписать.

– Князь Владимир Андреевич Старицкий.

Вспомнил Иван Грозный двоюродного брата:

– Прости меня, грешного. Отписать.

Продолжают называть приближенные казненных царем людей.

– Боярин Иван Петрович Федоров-Челяндин.

Вспоминает царь, как заставил тогда Челяндина сесть на царский трон.

– Отписать.

– Дьяк Иван Висковатый.

Вспомнил Грозный, как добивали ножами Висковатого.

– Отписать.

– Воевода Никита Козаринов-Голохвастов.

Вспомнил, как посадили Голохвастова на пороховую бочку и подожгли фитиль.

– Отписать.

– Кабардинский князь Михайло Темрюкович.

Вспомнил, как сажали на кол Темрюковича.

– Отписать.

Идет фамилия за фамилией. Все тише и тише Иванов голос.

– Отписать.

– Отписать.

– Отписать.

– Отписать.

Кто-то вспомнил и о Елисее Бомелее, бывшем царском лекаре, любимце царя Ивана:

– Еще, государь, Елисей Бомелей.

Посмотрел царь на сказавшего. Как в былые годы, глаза вновь налились свинцом.

– Не бывать сему, – произнес Иван Грозный. – Вор. Лихоимец. За измену карать и впредь.

Все новые и новые идут имена.

И снова Иванов голос:

– Отписать.

– Отписать.

– Отписать.

Последний день

Царю Ивану снился тяжелый сон. Куда-то стремительно вперед за даль, за синь уходит большак-дорога. Люди справа, слева стоят от дороги. По дороге, как по коридору, проходит царь.

– Слава царю, слава! – раздаются приветственные голоса.

Но тут же, разрезая кинжалом воздух, оттесняя, опережая радостные крики, несутся слова другие:

– На плаху его, на плаху!

И вот уже бежит к царю палач. Сажень в плечах. Пудовый замах. Топор в руках.

Иван вскрикивал и просыпался. Тупо вглядывался в ночную темноту. Судорожно водил рукой по кровати. Казалось, что-то искал. Сердце билось тревожно. Царь, успокаивая себя,

произносил:

– Пустое, пустое.

Переворачивался на другой бок. Опять засыпал. Однако сон возвращался. И справа, и слева гремело снова:

– Слава царю, слава!

– На плаху его, на плаху!

Промучился царь всю ночь. Утром ходил подавленный, раздраженный.

Тут Куземка было бросился к царю, закричал:

– Сгинь, нечисть. Не трожь Ивашку!

Но получил по шее.

Еще больше изменился царь Иван за последнее время. Постарел. Телом обмяк. Ссутулился. Морщины на лице глубокой бороздой легли, словно пахарь прошелся плугом.

Шли последние дни царя. А вот и самый из них последний.

Мылся в бане в тот день Иван. Мылся долго. Плескал на тело водой лениво. Погружен был в мысли свои государь. То ли о Боге, о жизни загробной думал, то ли о здешних, земных делах.

Кто-то из злых языков шепнул:

– Грехи государь смывает.

Из бани Иван вернулся к себе в покои. Приказал принести шахматы. Любил Иван Грозный эту игру. Хоть и по-прежнему запрещенными были в те годы в России шахматы, хоть и считались сатанинским делом.

Расставил царь на доске фигуры. Крикнули слуги ему напарника.

Сидит за шахматной доской царь Иван. Вот оно, поле боя. Пешки, офицеры, другие фигуры. А вот и королевы и король.

Оживился, глядя на доску, царь. Двинул фигуры вперед, в атаку. Глаза на секунду прежним огнем сверкнули. И вдруг качнулся, упал Иван. Бросились слуги. Нагнулись. Мертв государь.

Бояре боялись народной смуты. Захлопнулись враз ворота Кремля. Застыла у стен, у входов, у выходов грозная стража.

Однако весть уже поползла по Москве.

– Царь умер!

– Умер!

– Умер!

И вот:

– Умер! – подтверждая смерть Ивана Грозного, ударили московские колокола.

«Вижу! Вижу!»

Прошли годы тяжелым шагом, словно медведь по цветам и травам.

Хватала за горло людей война. Измотали поборы боярские, истощили подати царские. Пожар плясал по селу. Мор накатил на жителей. Оголил недород поля. Все возможные и невозможные беды, казалось, на них обрушились. Разорено село и разрушено. Все живое навек приглушено.

Росла когда-то при селе у дороги на зависть округе груша. Большая, ветвистая. Любили все место у старой груши.

Соберутся ребята. В игры свои играют: в салки, считалки, скакалки, сиделки, гуделки, сопелки, догонялки.

Весело здесь ребятам:

– Догони!

– Догони!

– Догони!

Соберутся и взрослые возле груши. Разговоры об урожае, о недороде, о дожде, вообще о погоде, о барах, боярах, о податях и налогах, о сенокосе, о медосборе, об опоросе, об Юрьевом дне, о свадьбах, крестинах, о колдунах и всякой нечистой силе, о конце света, о грозном царе Иване.