Великие химики. Том 2
Шрифт:
Полицейские ушли. Эльза заперла входную дверь и, вернувшись в гостиную, едва добралась до дивана. Силы как-то сразу оставили ее… Но вот наконец послышались знакомые шаги: в гостиную вошел Вильштеттер. От дрожащей от страха и нервного напряжения Эльзы он долго ничего не мог добиться.
— Да что с тобой, Эльза? — серьезно встревожился он. Она, наконец, пришла в себя и сконфуженно улыбнулась.
— Извините, что застали меня в таком виде. Нервы… — Она помолчала. — А вам повезло, господин профессор. Минуту назад здесь были агенты гестапо.
Вильштеттер нахмурился и медленно провел рукой по седеющей бороде.
— Значит, добрались и до меня? — Он бесцельно подошел к окну, потом вернулся и остановился возле картины Коро. Он смотрел на картину, но мысли его были далеко. —
— Ни в коем случае, господин профессор! Вы погубите себя. Вам надо бежать.
Бежать! Покинуть родину и больше никогда ее не увидеть! Неужели это единственный выход?
…Чай давно остыл, пирожные тоже, профессор так ни к чему и не притронулся. Эльза молча унесла все на кухню.
Расстроенный, терзаемый противоречивыми мыслями, профессор Вильштеттер тяжело опустился на диван. Когда зазвонил телефон, в кабинете было уже совсем темно. Он снял трубку и услышал голос своей сотрудницы — доктора Маргарет Родевальд…
С тех пор как в коридорах и аудиториях университета стали появляться плакаты антисемитского содержания, Вильштеттер» перестал ходить туда. Ему запретили посещать и лабораторию, поэтому и доктору Родевальду было небезопасно общаться с Вильштеттером. А ведь исследования, которые они начали четырнадцать лет назад, привели к таким интересным открытиями Очевидно, придется от них отказаться.
Один из сотрудников профессора, доктор Грюсс, изучал механизм спиртового брожения. Доктор Родевальд, которая вот уже десять лет работала в университетской лаборатории в качестве приват-доцента, под руководством Вильштеттера занималась ферментами. Скольких трудов стоило им установить, что ферменты пепсин и трипсин существуют в двух формах — растворимой и нерастворимой. Они доказали также существование четырех различных видов амилазы.
Вильштеттер открыл тетрадь, приготовился записывать.
— Слушаю вас, доктор Родевальд.
Получены очень интересные результаты исследования амилазы. Я продиктую вам в первую очередь данные определения времени, необходимого для полного гидролиза проб крахмала. Разделите лист тетради на пять колонок. Я продиктую только цифры: количество крахмала, количество амилазы, температура…
Голос доктора Родевальд перенес его в лабораторию. Профессор не был там вот уже несколько лет, но на его письменном столе лежала кипа лабораторных журналов. Каждый вечер Вильштеттер принимал по телефону полученные данные и записывал их. Несмотря на то, что он не мог непосредственно наблюдать за опытами, он имел полное представление о ходе исследований. Просмотрев и обдумав результаты опытов, он давал советы, предлагал новые варианты, изменял методики. Большой опыт, обширные знания и исключительное экспериментаторское мастерство ученого позволили ему заглянуть в тайны одних из самых сложных и интересных природных веществ — ферментов… И теперь все это бросить? Сидеть взаперти здесь, среди книг, и отказаться от работы ему, который может открыть еще не одну тайну веществ, управляющих сложными физиологическими процессами?
Вильштеттер положил ручку на стол.
— Какие будут указания? — донесся из трубки голос Родевальд.
— Сегодня мне трудно собраться с мыслями. Может быть, вы позвоните завтра утром?
— Что случилось? Вы заболели? — с тревогой спросила Родевальд.
— Хуже. Кажется, мне придется покинуть Германию. За мной сегодня приходили из гестапо.
— Но это же… — растерянно начала Родевальд и не закончила фразу.
Ночь прошла в тяжких раздумьях, но к утру решение было принято: он покидает Германию.
На следующий день Вильштеттер взял необходимые документы и отправился за разрешением на выезд. Сколько унижений! Приходилось часами
Впрочем, все это нисколько не удивляло Вильштеттера. Еще в 1933 году, когда гаулейтер выступал с речью в университете, все свободные места в аудитории были заняты полицейскими. Профессора остались стоять у двери. Когда выходили из университета, какая-то женщина. впервые приехавшая в Мюнхен, обратилась к Вильштеттеру:
— Извините, господин, это университет?
Прежде чем он успел ответить, его коллега, профессор Виланд [374] , поклонился даме и ответил:
— Это был университет, госпожа.
«…Это была Германия», — с горечью думал сейчас Вильштеттер.
Ему во что бы то ни стало нужно было получить паспорт и разрешение таможни. Но чиновники не торопились. Они каждый день сообщали ему о новых и новых ограничениях и запретах.
374
Генрих Отто Виланд (1877–1957) — известный немецкий химик-органик, был директором Государственной лаборатории в Мюнхене, профессором органической химии Высшей технической школы в Мюнхене, деканом химического факультета Фрейбургского университета и преемником Р. Вильштеттера в Мюнхенском университете (1925–1952 гг.); с 1929 г. иностранный член-корреспондент АН СССР. В 1927 г. Виланд был удостоен Нобелевской премии по химии «за исследования желчных кислот и строения многих сходных веществ»; он провел оригинальные исследования азотистых соединений, биологически активных и токсичных органических веществ, химии морфина, стрихнина, анестезирующих веществ, органических радикалов; синтезировал пантотеновую кислоту, открыл реакцию Барбье — Виланда, синтезировал гидразин, нитроацетонитрил, изучал строение желчных кислот и холестерина. Создал теорию окислительных процессов — дегидратирования. О Виланде см.: Partington J. R., ук. соч., т. 4, с. 866; Кривобокова С. С. ЖВХО, № 6, 638 (1975); Волков В. А. и др., ук. соч., с. 104.
В банке ему отказались выдать деньги, мотивируя отказ тем, что вклады евреев заморожены. Его заставили
подписать декларацию, что он отказывается от права собственности на виллу и замечательную коллекцию картин. Ему разрешили взять лишь один контейнер с самым необходимым, но все равно с выездной визой медлили.
А положение становилось все трагичнее. Каждый день бесследно исчезали еврейские семьи. Власти обещали профессору Вильштеттеру до конца 1938 года оформить его документы. Но вот шел уже февраль 1939 года, а визы все не было.
Вконец отчаявшийся Вильштеттер решил бросить все и попытаться тайком перейти швейцарскую границу. Он отправился к Бодензее; один берег озера был немецким, другой — швейцарским. Может быть, ему удастся темной ночью перебраться через озеро? Наверняка найдется какая-нибудь лодка.
День был холодный и ветреный. Вильштеттер медленно шагал вдоль кромки воды и с надеждой всматривался вдаль; там, на другом берегу озера, его ждали спокойствие и свобода. Пошел дождь со снегом. Вильштеттер промок и решил переждать ненастье в ближайшей гостинице. Окоченевшей рукой он взялся за ручку двери, но тут же отшатнулся — на двери висела табличка: «Евреям вход воспрещен». Подняв воротник мокрого пальто, он направился к другой гостинице, но еще издали увидел ту же оскорбительную надпись. «Что же делать? Неужели замерзать под дверью как собака?» Ночь была темной, а буря делала ее еще темнее и непрогляднее. Вильштеттер с трудом нашел на берегу лодку, отвязал ее и навалился на весла. Но тут же по воде заскользили лучи прожектора, и они очень скоро нащупали лодку… Беглеца отвели в полицию.