Великие мечты
Шрифт:
— Почему не можешь? Эндрю говорил мне, что ты хорошо училась, пока не стала глупить. Ну-ка, возьми кружку и допей сама, что осталось.
Наблюдатели на площадке затаили дыхание — ведь это мог быть кризис. Предположим, Тилли… Предположим, Сильвия откажется от кружки с живительным бульоном и снова засунет в рот палец. Предположим, она снова сомкнет губы. Юлия держала кружку возле тонкой руки — не той, которая сжимала детское одеяльце, а бессильно лежавшей на коленях.
— Бери.
Рука дрогнула,
— Это так трудно, — шепнула девочка.
— Конечно, я знаю.
Дрожащая рука поднесла бульон к губам. Юлия поддерживала кружку. Девочка отхлебнула, глотнула.
— Мне будет плохо, — сказала она.
— Нет, не будет. Пей, Сильвия, не разговаривай.
Снова Фрэнсис и ее сын ждали, что будет дальше. Сильвию не вырвало, хотя позывы были, и она подавила их, однако Юлия просто сказала:
— Прекрати это.
Тем временем с «мальчишеского» этажа по лестнице спустился Колин, а за ним — Софи. Они остановились. Лицо Колина вспыхнуло пунцовым светом, а Софи при виде Фрэнсис то ли заплакала, то ли засмеялась (а может, то и другое вместе) и чуть не убежала обратно, но вместо этого подбежала к ней, обняла и сказала:
— Милая, милая Фрэнсис!
Уже без слез она сбежала по лестнице на кухню.
— Это совсем не то, что ты думаешь, — сказал Колин.
— Я ничего не думаю, — ответила Фрэнсис.
Эндрю молча улыбнулся, оставив свои соображения при себе.
Теперь и Колин увидел, какая сцена разыгрывалась в гостевой комнате, и сказал перед тем, как длинными прыжками скатиться на первый этаж:
— Бабушке это будет полезно.
Юлия, которая не обращала на зрителей никакого внимания, поднялась со стула и разгладила свои юбки. Пустую кружку она забрала у девочки со словами:
— Я приду через час и посмотрю, как твои дела. А потом отведу тебя в свою ванную комнату, после чего ты сможешь надеть чистую одежду. Скоро тебе станет гораздо лучше, вот увидишь.
По дороге Юлия подняла с пола чашку с холодным какао, вышла из комнаты и отдала чашку Фрэнсис.
— Полагаю, это ваше, — сказала она. И затем повернулась к Эндрю: — И тебе тоже уже пора перестать делать глупости.
Дверь в гостевую комнату она оставила открытой и поднялась по лестнице, придерживая одной рукой свое розовое шуршащее одеяние.
— Значит, с этим все устроилось, — сказал Эндрю матери. — Молодец, Сильвия! — крикнул он, обращаясь к девушке, и та улыбнулась, пусть и слабо.
Он взбежал к себе, Фрэнсис услышала, как хлопнула сперва дверь в комнате Юлии, а потом другая, у Эндрю. В комнате напротив солнечное пятно упало прямо на подушку, и Сильвия (не было никакого сомнения в том, что отныне она
В этот момент во входную дверь забарабанили, истерично взвыл звонок, послышался женский голос. Девочка, сидящая в солнечном свете, издала тонкий вскрик и нырнула под одеяла.
Когда дверь открыли, по дому пронесся крик: «Впустите меня!» Грубый, визгливый голос: «Впустите же меня, впустите!»
Распахнулась со стуком дверь в комнате Эндрю, и он слетел по ступеням, успев лишь сказать Фрэнсис:
— Предоставь это мне, о, господи, закрой дверь к Тилли.
Фрэнсис закрыла дверь и тут же услышала голос Юлии с верхней площадки:
— Что случилось, кто это?
Ответил ей Эндрю, негромко:
— Это ее мать, мать Тилли.
— Что ж, очень жаль, но Сильвии снова станет хуже, — сказала Юлия и продолжила стоять на площадке, как на страже.
Фрэнсис все еще была в ночной сорочке и поэтому пошла себе переодеться: натянула джинсы и свитер. После чего помчалась вниз, туда, где слышались крики.
— Где она? Мне нужна Фрэнсис! — орала Филлида.
Эндрю попытался успокоить ее:
— Тише, тише, сейчас приведу.
— Я здесь, — сказала Фрэнсис.
Филлида была высокой женщиной, тощей как палка, с массой плохо покрашенных рыжеватых волос и длинными острыми ногтями, покрытыми ярко-фиолетовым лаком. Она ткнула крупной костистой рукой в сторону Фрэнсис и провозгласила:
— Я хочу забрать свою дочь. Вы украли ее.
— Не говорите ерунду, — сказал Эндрю.
Он суетился вокруг истеричной женщины, словно большое насекомое, выбирающее, куда лучше укусить. Он положил руку на плечо Филлиды, но та смахнула ее, и тогда Эндрю прикрикнул на нее, внезапно выйдя из себя, чему и сам удивился не менее остальных:
— Прекратите!
Затем он отошел к стене, чтобы успокоиться. Его била дрожь.
— А как же я? — потребовала ответа Филлида. — Кто будет ухаживать за мной?
Фрэнсис обнаружила, что тоже дрожит. В груди колотилось сердце, воздуха не хватало. Так и она, и Эндрю отреагировали на появление этого смерча эмоциональной энергии. И скоро Филлида, стоящая у двери прямо и торжествующе, выглядела спокойнее, чем хозяева дома.
— Это несправедливо, — провозгласила Филлида, тыча фиолетовыми когтями в лицо Фрэнсис. — Почему Тилли можно жить здесь, а мне нет?
Эндрю уже немного пришел в себя.
— Ну-ну, Филлида, — сказал он примирительно, и ироничная улыбка, которую он научился использовать в качестве защиты, снова заиграла на его губах. — Филлида, вы же понимаете, что подобное невозможно.
— Почему это? — спросила она, переключив внимание на него. — Хотите сказать, ей нужен дом, а мне не нужен?