Великие религии мира

Померанц Григорий Соломонович

Я И ОТЕЦ - ОДНО.

Глава 6. Ученики

Тихо было на море Галилейском. Лежало оно перед глазами, ровное и серебряное. Небо было бледным от тонкой пелены облаков, так что свет не бил в глаза, а мягко ласкал душу и томил. И такое великое внимание было во всем, что сердце рыбака, сидевшего в лодке, вздрогнуло и заныло: кому это внимает бледное небо и серебряное море? Кому?

Рыбак бросил сеть и забыл про нее

и сам стал прислушиваться к кому-то неведомому, но Сущему...

— Симон, а Симон!

Симон (это он рыбачил в лодке) обернулся на голос. На берегу стоял Человек и окликал его по имени.

— Откуда ты знаешь меня, господин?

— Много ли рыбы ты поймал?

— Нет, господин, но... Бог с ней, с рыбой...

— Вот и я так думаю. Ты больше дела своего, настолько же, насколько море больше лодки твоей. Закинь сеть.

Симон закинул, и сеть набрала столько рыбы, что чуть не порвалась.

— Греби теперь к берегу, — сказал Человек. И Симон стал грести. И было в этом голосе то же, что в серебряной ровности моря. Ослушаться Его было нельзя.

— Не рыбу, а души людские должен ты вылавливать из пучины. Вот твое дело. Если веришь мне, бросай все и иди за мною.

Ни одной минуты не сомневался Симон и ответил: «Сейчас, Господи!»

* * * * * * *

В закатный час качалась на море Галилейском еще одна лодка. Был в ней рыбак с двумя сыновьями. Один сын сидел рядом с отцом и чинил сеть, другой стоял и глядел на закат, и был он тонким и будто прозрачным в закатном луче и, казалось, вот-вот загорится, протянется лучом и ускользнет в неведомое...

Отец глядел на него и боялся его окликать. Но вдруг голос с берега позвал:

— Иоанн, а Иоанн!

Иоанн (так звали стоявшего юношу) вздрогнул, точно задрожавший луч: — «Я, Господи!»

— Бросай все и иди за мной!

В мгновение ока очутился Иоанн на берегу, так что отцу показалось, что он по водам проскользнул, как луч.

— И ты, Иаков, иди ко мне, — позвал Иисус его брата. И Иаков пошел вслед за Иоанном, оставив отца своего. Это были сыновья Зеведеевы.

* * * * * * *

Человек покупал себе еду на базаре. Он купил хлеба и хотел купить фруктов. Но увидел, как торговка незаметно положила ему гнилое яблоко. «Зачем ты меня обманываешь», — хотел сказать он, но, взглянув на лицо женщины, увидел, какая она изможденная и больная, и, смутившись, точно он сам подложил ей гнилое яблоко, спросил:

— Сколько я должен тебе, мать?

— Один лепт, — сказала женщина. Он дал ей два и быстро отошел. Вдруг его окликнули по имени.

— Филипп, иди за мною.

— Кто ты, господин? — спросил Филипп.

— Ты еще не знаешь Меня, но я тебя знаю и говорю: иди за мной и узнаешь Меня.

— Верю голосу Твоему, — тихо сказал Филипп и пошел за Ним.

* * * * * * *

— Как вы думаете обо мне, кто я? — спросил Иисус своих

учеников.

— Одни о тебе говорят, что ты Илия, другие считают, что ты Иоанн Креститель, воскресший из мертвых, — сказал Филипп.

— А как вы думаете? — Я знаю, что ты Христос, сын Божий, — сказал Симон.

— Кто тебе это сказал?

— Никто. Сердце мое сказало. А я никому не поверю так, как своему сердцу.

— Ты не Симон, а Петр (что значит камень). Ты камень веры.

— А ты, Фома, веришь ли тому, что сказал обо мне Петр? — обратился он к человеку, стоявшему рядом с ним.

— Не знаю, Учитель. То верю, а то и нет. Но я люблю Тебя, Учитель.

— Иди за мною, — тихо сказал Христос. — Пройдет время, и любовь твоя углубится до веры.

* * * * * * *

— А я верую, что Ты Мессия, потому что подобного Тебе еще не рождала земля. — Это сказал высокий человек с большим бледным лбом, с черными напряженными глазами. — Я видел Тебя и поверил в Тебя.

— Когда же ты видел Меня?

— Ты говорил народу притчу о талантах. И никто не понимал, и Ты должен был разъяснить каждое слово. И сказал: «Имеющий уши, чтоб слышать, да слышит!». Но я понял все еще до разъяснений Твоих, и сердце мое горело. Я хотел подойти к Тебе и сказать, что не зарою своего таланта в землю, а приумножу то, что Ты дашь мне. Научи и меня всему, возьми меня с собой.

— Иди, Иуда Искариот.

Глава 7. Слепой

Слепой сидел под масличным деревом, прислонясь головой к стволу. Он был слеп от рождения и не знал, что такое свет. Он слышал голоса и запахи и знал предметы на ощупь. И еще знал он, что есть что-то Неведомое, что больше всего, что он знает, но что это такое, он не знал. Он знал, что он не такой, как другие люди. Что все они ловчее, и умелее, и быстрее его, и много раз он слышал от них, что они видят.

Он знал, что все видят, только он не видит. Он не знал, что значит видеть, но знал, что это и есть то, Неведомое. И когда он думал о Неведомом, ему хотелось уйти от всех сюда под масличное дерево, вдыхать его горьковатый запах, чувствовать, как листья шелестят над головой, прислоняться щекой к коре и угадывать... даль.

Одно только удивляло его: ведь то, Неведомое, — прекрасно. Он это знал. О, как ясно он это знал! То, Неведомое, — это все, чего не хватает душе его, по чему она так томится. И если бы оно было у него, то он знает, что радость его перелилась бы через край, так что сердце могло бы не выдержать. И он всем бы дал от переизбытка своего.

Почему же люди, имеющие это, так скупы душой? Почему они вовсе не прекрасны, как само ЭТО, почему сердца их вовсе не переполнены, и они так часто плачут и жалуются ему на жизнь, а если у них и бывает радость, то почти всегда она размером с кусок яблока.