Великие загадки Древнего Египта
Шрифт:
Пограничные вехи и стелы были намеренно разрушены либо осыпались со временем, поскольку камень, из которого они были вытесаны, оказался довольно непрочным.
История этого легендарного бюста заслуживает особого внимания: не случайно она до сих пор вызывает огромный интерес и споры. Большое количество туристов посещает Берлинский музей только ради того, чтобы полюбоваться творением Тутмеса. Ведь оно – главный музейный экспонат. Руководство музея вовсе не собирается возвращать
Бюст Нефертити обнаружили в бывшей мастерской Тутмеса в 1911 году. Вероятно, когда-то он помещался на деревянной полке, со временем изъеденной термитами и обвалившейся, вследствие чего бюст, естественно, оказался в пыли, упершись лицом в землю. В той же мастерской нашлось еще более двух десятков скульптурных голов. Но был ли запечатлен в них образ той же Нефертити, изваянный тем же скульптором, только уже совсем по-другому, – образ маленькой, слабой, полноватой женщины (может, ждущей ребенка?) с суровыми чертами, увенчанный головным убором, слишком громоздким для ее головы со впалыми щеками на лице, отмеченном печатью грусти?
Исследователи, наткнувшиеся на мастерскую Тутмеса, к тому времени уже раскопали стойки ворот, помеченных именем Маанахтуфа, начальника стройки при Аменхотепе IV – Эхнатоне. Из колодца во дворе мастерской извлекли именной лошадиный наглазник из слоновой кости, хотя египетские мастера не имели обыкновения метить свои изделия. Впрочем, Тутмес был не обычный мастер. В соседней кладовой хранились гипсовая лепнина, незаконченные скульптуры, бюсты, маски, заготовки – словом, свидетельства трудов скульптора.
Все, что касается Нефертити, как видно, порождает вопросы и загадки. Бюст из Берлинского музея прекрасен, даже несмотря на то, что у него недостает одного глаза! Отсутствующий глаз и правда вызывает самые разные предположения. Ведь Нефертити, кажется, не была одноглазой. Наиболее вероятная догадка сводится к тому, что этот лик служил моделью ученикам Тутмеса, постигавшим на нем премудрости техники инкрустации. Но благодаря именно этой модели все наконец узнали имя царицы, тогда как редкие расшифрованные надписи на пограничных стелах порождали одни только вопросы. Первые исследователи, будучи скорее первопроходцами, нежели археологами, и в самом деле недоумевали – кто такие Эхнатон и Нефертити, не обозначенные ни в одном из известных списков фараонов, тем более что их имена давным-давно были преданы забвению! Ведь даже такие правители, как Хоремхеб, стремились вычеркнуть эту царскую чету из анналов истории, включая памятники и летописи.
Если бюст из Берлинского музея был всего лишь моделью, походила ли Нефертити на собственное изображение, или же Тутмес вылепил некий идеал, служивший ему для создания приукрашенного образа царицы с точеным профилем? История, тяготеющая к точности, нередко опровергает мифы. Как бы то ни было, кое-кто все еще продолжает верить в совершенство египетской царицы, возрожденной из пыли веков, скрывавшей Ахетатон. И тем не менее все указывает на то, что между бюстом из Берлинского музея и супругой Аменхотепа IV – Эхнатона на самом деле не было ничего общего.
О любви скульптора Тутмеса к Нефертити написано немало. Тот факт, что он создавал великолепные бюсты царицы и что она была его натурщицей, побудил иных историков к заключению, будто между ними существовала любовная связь. Скульптор якобы только и жил тем, что высекал из камня образы царицы, притом явно их приукрашивая. Но, обманутый или оскорбленный в своих чувствах к Нефертити, он, по-видимому, поквитался с нею, оставив без глаза одно из ее изваяний – знаменитый
Даже если Тутмес и слыл именитым художником и царская семья нередко назначала его запечатлевать свои образы в камне или гипсе, нет никаких доказательств того, что он был влюблен в царицу. К тому же Нефертити вряд ли решилась бы изменять мужу на виду у всех! Да и потом, трудно представить себе, чтобы собственный муж отселил ее в дальние приделы дворца за то, что она совершила непростительный проступок, став якобы любовницей скульптора. Куда более объективным было бы предположить, что Тутмеса призвали ко двору и наделили имением с мастерской в награду за его таланты. Между тем, поскольку легенды и любовные предания имеют свойство переживать время, эта связь неизменно муссируется в тех или иных текстах. Нефертити, позировавшая скульптору, безусловно, вызывала в нем вполне оправданное восхищение. И Тутмес, возможно, не мог оставаться равнодушным к чарующей красоте девушки, поскольку, даже если Нефертити и не была столь прекрасна, какой ее запечатлели в камне, она, несомненно, обладала даром очаровывать окружающих. И в этом смысле они с Клеопатрой похожи как две капли воды. Однако суть в том, что Нефертити не была писаной красавицей, хотя, по некоторым свидетельствам, и обладала дивным, певучим голосом и неподражаемым изяществом.
У Нефертити была довольно странная прическа, оголявшая шею и плечи. Откуда же царица взяла такую манеру убирать волосы? Ведь все египтяне предпочитали носить длинные витые парики. Свою новомодную прическу Нефертити, оказывается, позаимствовала у нубийцев. А парики – у воинов Уауата и Куша, сражавшихся против египтян. Прическу на «нубийский» манер у нее, конечно, переняли вслед за тем все придворные дамы. Нефертити любила и узкие, плотно облегающие прямые платья, которые издавна носили египтянки. Кроме того, она подбирала себе такие головные уборы, чтобы можно было подчеркнуть изящество шеи, да и вообще египетские царицы редко надевали короны, отдавая предпочтение диадемам.
Через некоторое время после восшествия на престол Аменхотеп IV – Эхнатон повелел изображать себя в довольно необычном виде. И то верно: на всех огромных статуях выглядит он как-то чудно. Лоб – широкий, лицо – вытянутое, череп – как яйцо. А тут еще и выдающийся вперед живот, совсем уж неприглядный. Первое, что здесь и правда кажется странным, – то, что фараон велит изображать себя именно таким образом. Даже если у Аменхотепа IV на самом деле была неприглядная наружность, он постарался бы это скрыть. Ведь правители всегда облагораживали свой образ, который зачастую был далек от действительности. Однако ничто не указывает на то, что сын Аменхотепа III страдал какими-то физическими недостатками. Таким образом, напрашивается лишь один вывод: Аменхотеп IV осмелился выставлять напоказ свою внешность, потому что не только не стыдился, а, напротив, даже гордился ею. Впрочем, искусство амарнского периода, с присущей ему долей реализма, чуждого предыдущим эпохам, объясняет далеко не все.
Столь необычные симптомы и не менее странная внешность могли быть следствием некоей болезни. Тогда что за болезнь была причиной таких неприглядных недостатков, вернее, признаков? В этом смысле медики вполне единодушны: так способна проявляться только одна болезнь. Но она чревата бесплодием с самого рождения. А Аменхотеп IV – Эхнатон был отцом по меньшей мере шестерых дочерей – тех самых, что родила ему Нефертити! Так его ли это были дочери, или же царица зачала их от другого, дабы скрыть немощь царя?