Великие загадки истории

Пернатьев Юрий Сергеевич

И хотя смерть Дмитрия вызвала многочисленные толки среди бедноты и знатных особ, все понимали: в Москве правит законный царь и династический вопрос поднимать бессмысленно. Но едва царь Федор умер и династия Калиты прекратила свое существова­ние, имя Дмитрия должно было непременно восстать из небытия.

В период короткого междуцарствия после смерти Федора ли­товские «лазутчики» подслушали в Смоленске и записали молву, в которой уже можно было угадать все последующие события Смут­ного времени. Впрочем, толки ходили очень противоречивые. Одни говорили, будто в Смоленске были подобраны письма от Дмитрия, извещавшие жителей, что «он уже сделался великим князем на Москве».

Другие утверждали, что появился не царевич, а самозва­нец, во всем очень похожий на покойного князя Дмитрия. Сам же Борис будто бы хотел выдать самозванца за истинного царевича, чтобы добиться его избрания на трон, если не захотят избрать его самого.

Скорее всего «лазутчики» записали слухи, бродившие среди простонародья, имевшего самые смутные представления о том, что происходило в столичных верхах. Низы охотно верили рос­сказням, порочившим правителя Бориса Годунова и пронизанным живым сочувствием к Романовым. Может быть, их распространяли сами Романовы или близкие к ним люди? Ответить на этот вопрос сложно, тем более что в народных суждениях о младшем сыне Грозного трудно было уловить что-то чрезвычайно похваль­ное в его адрес. О том, что царевич жив, говорили как бы вскользь, мимоходом, без упоминаний о его достоинствах, законных правах и прочем. Куда оживленнее обсуждали вторую версию, согласно которой объявившийся неожиданно самозванец «Дмитрий» был всего лишь пешкой в политической игре Бориса Годунова.

Вскоре слух о спасении истинного Дмитрия — «доброго царя» получает в народе самое широкое распространение. Служилый француз Я. Маржарет, прибывший в Москву в 1600 г., отметил в своих записках: «Прослышав молву, что некоторые считают Дмитрия Ивановича живым, он (Борис) с тех пор целые дни толь­ко и делал, что пытал и мучил по этому поводу». С другой сто­роны, оживление толков о Дмитрии едва ли можно связывать с заговором Романовых. Эти бояре пытались заполучить корону в качестве ближайших родственников последнего законного царя Федора. Появление «законного» наследника могло только поме­шать осуществлению их планов.

Если бы слухи о царевиче распространял тот или иной бояр­ский круг, покончить с ними Годунову было бы довольно легко. Трагизм положения заключался в том, что молву о спасении млад­шего сына Грозного подхватила толпа, а с ее настроениями нелег­ко справиться даже тирану. Все это и послужило благодатной поч­вой для появления самозванца, кипучая деятельность которого, как оказалось, имела далеко идущие последствия.

Лжедмитрий объявился в пределах Речи Посполитой в 1602— 1603 годах. Им немедленно заинтересовался Посольский приказ. Не позднее августа 1603 г. Борис обратился к первому покрови­телю самозванца князю Острожскому с требованием выдать «вора». Однако было поздно: «вор» уже переселился в имение Адама Вишневецкого.

Неверно, будто Годунов назвал самозванца первым попавшим­ся именем. Его разоблачению предшествовало самое тщательное расследование, после которого в Москве объявили, что имя ца­ревича принял беглый чернец Чудова монастыря Гришка, в миру Юрий Отрепьев.

Миф как творец истории

Можно не сомневаться, что если бы не боярский заговор, Дмит­рий, горячо любимый и почитаемый своими подданными, цар­ствовал бы долго и счастливо. Но вышло совсем по-другому. Одной своей смертью восьмилетний мальчик круто изменил весь ход русской истории, прекратив к тому же существование древ­нейшей царской династии.

Сегодня это кажется невероятным, однако никаких иных дока­зательств не существует: Лжедмитрий I с его довольно сомнитель­ной

«легендой» был чрезвычайно популярен. Более того, своим появлением он, как уже говорилось, не только породил целую плеяду самозванцев, но и сделал все для закрепления величайшей народной утопии.

Хроника его деяний и претензий в начале пути похожа на вол­шебную сказку. «Чудом спасшийся царевич Дмитрий» во главе небольшого отряда польских шляхтичей перешел Днепр и напра­вился к Москве, чтобы наказать злодея Годунова, овладевшего короной его предков. А тем временем в столичных храмах диако­ны проклинали Гришку Отрепьева, злостного еретика, вора и рас­стригу. Но что за дело было «царевичу» до Отрепьева? Крепости сдавались ему без боя, народ встречал его как избавителя и свято верил в чудесное спасение.

Пожалуй, во всей российской истории не было случая, чтобы власти было оказано такое безоговорочное доверие. Объяснять это лишь неудачами царя Бориса было бы неверно, поскольку они преследовали большинство российских правителей. Великий го­лод, смятение и пожары, предшествовавшие появлению цареви­ча, — явления для страны вполне привычные. Настоящую попу­лярность самозванцу принесла излюбленная русская сказка об Иване Царевиче. У Достоевского в «Бесах» главный бес Петруша Верховенский подговаривает Ставрогина: «Затуманится Русь, за­плачет земля по старым богам... Ну-с, тут-то мы его и пустим — Ивана Царевича. Скажем, что он скрывается. Знаете ли вы, что значит это словцо: «Он скрывается»? Но он явится, новая сила, да еще какая неслыханная».

Действительно, сложно придумать более тонкий политический ход в борьбе за власть в России. Царевич, обиженный лихими боярами, наследник державных традиций грозного отца, но при этом сам воплощенное милосердие — именно этот образ пленил воображение широких масс. Конечно, любой здравомыслящий человек того времени прекрасно понимал, что это всего лишь гран­диозная авантюра. Однако с народным мнением приходилось счи­таться, лучшие люди того поколения просто вынуждены были признать в царевиче истинного Рюриковича.

Безусловно, для того чтобы предпринять такую авантюру, надо быть человеком незаурядным, а кроме того, самому искренне поверить в чудесное возрождение. Похоже, Юрий Богданович Отрепьев, мелкопоместный галицкий дворянин, как никто дру­гой отвечал требуемым условиям.

Детства своего он не помнил, так как рано остался сиротой. Отец его, стрелецкий сотник Богдан Отрепьев, погиб в московской Немецкой слободе, там, где иноземцы свободно торговали вином и нередко случались пьяные драки. В одной из них Богдана зарезал некий литвин. Весьма вероятно, что именно сумбурное, неприка­янное детство помогло Отрепьеву убедить себя в своем высокород­ном происхождении. Но в традициях того времени сирота никак не мог преуспеть в государственной службе, поэтому пришлось Юшке, как называли его в детстве, стать слугой при дворе бояри­на Федора Никитича Романова, а после у князя Черкасского.

В целом карьера Отрепьева начиналась вполне успешно. На романовском подворье в Москве он стал человеком незамени­мым — поверенным и ближайшим советником влиятельных бояр. Однако в 1600 г. романовский кружок постигла неудача из-за не­состоявшегося заговора против Годунова.

Дело в том, что Федор Романов, двоюродный брат покойного царя Федора Иоанновича, метил в русские цари. Заговор был рас­крыт, Романовых обвинили в покушении на «государево здоро­вье». В результате Федор Романов был насильно пострижен в мо­нахи под именем Филарета, шестилетнего же его сына Михаила, супругу, которую тоже постригли, и всех родных сослали в отда­ленные места.