Великий Бисмарк. Железом и кровью
Шрифт:
Пиком кризиса в германо-французских отношениях стал произошедший в апреле 1887 года «инцидент Шнебеле». Это была целенаправленная провокация, в ходе которой французского чиновника заманили на немецкую территорию и там арестовали. В принципе, подобные вещи были повседневным явлением в отношениях двух далеко не дружественных держав, однако момент благоприятствовал тому, чтобы пресса по обе стороны границы раздула случившееся до невероятных размеров. Буланже требовал предъявления Германии ультиматума и мобилизации французской армии. Однако до войны дело не хотели доводить ни в Париже, ни в Берлине. По личному распоряжению Бисмарка Шнебеле был выпущен на свободу, а в конце мая Буланже ушел в отставку со своего поста.
В том же 1887 году «железному канцлеру» удалось добиться двух серьезных внешнеполитических успехов. Первым из них стало образованием так называемой «Средиземноморской антанты» в составе Великобритании,
Вторым успехом стало восстановление «провода в Петербург». Несмотря на то что российская дипломатия начала все в большей степени ориентироваться на Францию, окончательно портить отношения с Германией на берегах Невы не хотели. Естественно, ни о каком возобновлении Союза трех императоров с участием Австро-Венгрии речь уже не шла. В январе 1887 года состоялись первые переговоры на предмет заключения двустороннего пакта о нейтралитете. Однако до конструктивного обсуждения дело дошло только в апреле. Между участниками диалога сразу же обнаружились серьезные противоречия. Если российская сторона хотела получить полную свободу рук в отношении Австрии, то Бисмарк подчеркивал, что не бросит Вену на произвол судьбы. В конце концов он даже продемонстрировал своему визави, российскому послу в Берлине Шувалову, текст секретного австро-германского союза 1879 года.
18 июня после долгих переговоров был наконец подписан документ, вошедший в историю как «Договор перестраховки». Он обеспечивал каждому из партнеров доброжелательный нейтралитет другой стороны в том случае, если он подвергнется нападению третьей державы. В случае войны России с Англией или Турцией Германия обязывалась сохранять нейтралитет при любых обстоятельствах. В секретном дополнительном протоколе Бисмарк признал Болгарию сферой российских интересов, а также не возражал против захвата Россией черноморских проливов. Срок действия соглашения составлял три года, договор являлся строго секретным. Он позволял Бисмарку в значительной степени устранить негативные последствия развала Союза трех императоров, замедлив дрейф России в сторону союза с Францией. Однако «железный канцлер» прекрасно отдавал себе отчет в том, что это соглашение также не пройдет испытания серьезным кризисом.
И современники, и исследователи достаточно много спорили о том, в какой степени «Договор перестраховки» противоречил австро-германскому союзу. Критики «железного канцлера» нередко высказывали мнение, что он, оказавшись в сложной ситуации, связал Германию противоречивыми обязательствами, совершив предательство по отношению к Вене. Однако в реальности ни Петербург, ни Вена не получили карт-бланш на развязывание конфликта; система союзов Бисмарка была рассчитана не на то, чтобы занять чью-то сторону в случае начала войны, а на то, чтобы не допустить войны в принципе. Могло ли это стремление увенчаться успехом в долгосрочной перспективе, сказать сложно. В любом случае, альтернативных вариантов действий в тот момент не было. Сохранение «провода в Петербург» позволяло, помимо всего прочего, сохранять свободу рук в отношении Вены и не становиться заложниками австро-германского союза. «Надежность наших отношений с австро-венгерским государством, – заявлял Бисмарк в 1888 году, – зависит по большей части от возможности в том случае, если Австрия преподнесет нам неприятные сюрпризы, договориться с Россией» [622].
Кроме того, если мир все же окажется нарушен, существовавшая система союзов позволяла столкнуть Россию с Англией, Австро-Венгрией и Италией на Балканах, предоставив Германии свободу рук в отношении Франции. Такая возможность тоже рассматривалась Бисмарком, после 1885 года убежденным в том, что вооруженный конфликт с Парижем в высшей степени вероятен. «Для нас станет необходимостью в случае русско-австрийской войны атаковать Францию, так, чтобы одновременно с восточной
К этому моменту сближение Петербурга и Парижа уже начало набирать обороты. Пытаясь предотвратить это, Бисмарк совершил в конце 1887 года весьма серьезный промах, решив воздействовать на Россию с помощью финансового рычага. 10 ноября Имперский банк перестал принимать российские ценные бумаги в качестве залога. Их курс тут же значительно упал. Поскольку Берлин являлся на тот момент главным финансовым рынком для России, удар получился весьма сильным. Однако вместо ожидаемого эффекта последовал прямо противоположный – русские ценные бумаги переместились в Париж, дополнительно ускорив сближение двух стран.
Тем временем Бисмарку пришлось выдержать очередное сражение с военными. Значительная часть вины за это лежала на самом «железном канцлере», который попросту не поставил Генеральный штаб в известность о заключении «Договора перестраховки». В итоге в ноябре Мольтке создал памятную записку «Развитие вооруженных сил России с особым вниманием к текущему 1887 году», в которой доказывал, что восточный сосед готовится к скорой войне. Следовательно, необходимо как можно быстрее нанести упреждающий удар – возможно, уже этой зимой. Ознакомившийся с запиской, Бисмарк заявил, что считает «выводы графа Мольтке преждевременными» [624]. В ответ фельдмаршал написал канцлеру письмо с доказательствами своей правоты. Одновременно он начал переговоры с австрийскими военными по поводу превентивной войны с Россией, уведомив о них монарха и ведомство иностранных дел. Бисмарк резко протестовал против подобного, как ему кажется, вмешательства в сферу его компетенции; между ним и Мольтке разыгрывается в конце 1887 г. очередной конфликт. Наконец канцлер был вынужден сообщить шефу Генерального штаба то, что тому уже давно положено знать, – между Германией и Россией существует тайный договор. Фельдмаршал вынужден уступить – и выхолостить переговоры с австрийцами, к большому разочарованию последних. «Здесь все за войну, – писал в эти месяцы Фридрих фон Гольштейн, – за почти единственным исключением Его Светлости, который предпринимает исключительные усилия для того, чтобы сохранить мир» [625].
К началу 1888 года внешнеполитический кризис, таким образом, был преодолен. На первый взгляд казалось, что Бисмарку удалось сохранить и даже расширить совершенную систему союзов, в которую были вовлечены все европейские державы, за исключением Франции. В реальности дело обстояло далеко не так просто. В течение предпоследнего десятилетия XIX века германская внешняя политика прошла пик своих успехов и начала постепенно клониться к закату. Из-за постоянных международных кризисов, в первую очередь на Балканах, созданная Бисмарком система союзов постоянно грозила обрушиться и нуждалась в новых и новых подпорках, каждая из которых была все менее прочной и надежной. Как пишет Р. Шмидт, «все это не являлось долговременным решением германской проблемы безопасности, а было новым искусным вариантом комбинации подпорок, акробатическим трюком на веревке, которая становилась все тоньше» [626]. От канцлера требовалось все его дипломатическое искусство, чтобы лавировать в бурном море европейской политики и сохранять хотя бы уже достигнутые результаты. С каждым годом это становилось все сложнее. Объективные факторы, против которых был бессилен «железный канцлер», толкали Россию и Францию в объятия друг друга. Бисмарку повезло, что заключение этого союза пришлось уже не на его правление.
Глава 18
Отставка
9марта 1888 года случилось то, чего давно опасался «железный канцлер». Его покровитель, император Вильгельм I, достигший почти 91-летнего возраста, ушел в лучший мир. На престол предстояло вступить кронпринцу Фридриху Вильгельму, имевшему репутацию либерала и неоднократно конфликтовавшему с Бисмарком. Это стало для канцлера тяжелым ударом не только потому, что он тем самым лишился самой важной и надежной опоры своей власти. С Вильгельмом его связывали эмоциональные узы, он чувствовал искреннюю привязанность к старому императору, который платил ему тем же. Потрясение от смерти Вильгельма было настолько сильным, что Мольтке и Бисмарк, как это бывало нечасто, почувствовали себя близкими соратниками, внезапно лишившимися своего предводителя. «Однажды заведенные часы службы не дают нам свернуть с пути», – сказал канцлер, пожимая руку шефу Генерального штаба [627].