Великий Бисмарк. Железом и кровью
Шрифт:
Тем временем борьба между «старцем Саксонского леса» и действующей политической элитой продолжалась. В 1891 году в одном из избирательных округов на Эльбе должны были пройти дополнительные выборы. Бисмарк выставил свою кандидатуру от национал-либеральной партии и победил. Известие о том, что «железный канцлер» получил мандат рейхстага, вызвало переполох в Берлине. Бисмарк в числе депутатов, особенно среди оппозиции, – это была картина фантасмагорическая и угрожающая одновременно, поскольку авторитет старого политика мог серьезно затруднить правительству общение с парламентом. На счастье Каприви, его противник так ни разу и не появился в зале заседаний в течение всего срока своих депутатских полномочий.
В триумфальную демонстрацию превратилась летом 1892 года поездка Бисмарка по стране, предпринятая
18 июня «железный канцлер» отправился в путешествие. Торжественный прием, оказываемый ему по всему маршруту следования, превзошел худшие ожидания Вильгельма и Каприви. Повсюду его встречали восторженные толпы, собиравшиеся стихийно; в Дрездене в его честь было организовано факельное шествие. Здесь Бисмарк произнес свои знаменитые слова о том, что «германское единство стало неразрывным, и я уверяю вас, что разрушить это единство будет намного тяжелее и стоить больше крови, чем создать его» [659]. Не менее восторженный прием «железного канцлера» ожидал и в Вене. То обстоятельство, что Франц Иосиф отказался дать ему аудиенцию по просьбе Вильгельма, обернулось против самого германского монарха. В интервью венской газете «Новая свободная пресса» Бисмарк выступил с жесткой критикой руководства Второй империи, которое безответственно оборвало «провод в Петербург» и поставило на карту безопасность Германии. Баронесса Шпитцемберг отметила в своем дневнике: «Если бы нами правили государственные мужи, а не наполненный ненавистью и тщеславием юный господин, они бы заметили, что все время проигрывают Бисмарку, и сочли бы за лучшее молчать» [660]. Возвращение отставного политика, прерванное долгой остановкой в Киссингене, носило не менее триумфальный характер. Мюнхен, Аугсбург, Йена встречали его многолюдными демонстрациями.
В Йене Бисмарк произнес две речи, мгновенно приковавшие к себе всеобщее внимание. В них он выступил за усиление роли парламента в политической жизни страны и против абсолютистских идей, намекая тем самым на замашки молодого императора. Сознавая, что из его уст подобные вещи звучат довольно странно, Бисмарк заявил: «Возможно, я сам неосознанно внес свой вклад в то, чтобы опустить влияние парламента на его нынешний уровень, но я не хочу, чтобы оно оставалось на таком уровне всегда» [661]. Сильный парламент является важным залогом немецкого единства, средоточием национальных чувств; если таковой будет отсутствовать, «я обеспокоен продолжительностью существования и крепостью наших национальных институтов (…) Мы не можем сегодня жить чисто династической политикой, мы должны вести национальную политику».
Напряженность между Бисмарком и Вильгельмом достигла крайней отметки. Причем вредило это в основном императору. Когда Бисмарк в 1893 году серьезно заболел – старые недуги возвращались, и даже Швайнингер был порой бессилен против них, – советники кайзера осознали, насколько плачевными будут последствия для репутации монарха, если «железный канцлер» сойдет в могилу, оставшись врагом Вильгельма. Последний скрепя сердце вынужден был согласиться с этими соображениями. В январе 1894 года он отправил Бисмарку весьма дружелюбное личное письмо, приложив к нему бутылку вина. «Железный канцлер» распил подарок кайзера вдвоем с публицистом Максимилианом Гарденом, который считался самым непримиримым критиком Вильгельма. Тем не менее он тоже не хотел доводить ссору до крайних пределов.
В
В феврале император нанес ответный визит во Фридрихсру; во время встречи он намеренно избегал разговоров на политические темы, ограничиваясь светской болтовней и казарменными шутками. «Теперь пусть возводят ему триумфальные ворота в Мюнхене и Вене, я все равно буду на корпус впереди», – хвастливо заявил Вильгельм по итогам этой встречи [662]. Формально конфликт был исчерпан, хотя стороны продолжали относиться друг к другу с глубокой неприязнью.
Конечно же, жизнь Бисмарка после отставки не исчерпывалась политическими баталиями. Он старался вкушать все доступные ему радости жизни. Отставной канцлер не отказывал себе в удовольствии хорошо поесть – разумеется, в рамках, отведенных для этого неусыпно наблюдавшим за ним Швайнингером. «Нужно иметь действительно хороший желудок, чтобы за столом держаться наравне с князем», – вспоминал один из посетителей [663]. Бисмарк знал толк в хороших винах и любил рассказывать историю о том, как однажды был приглашен к столу императора Вильгельма II, где ему подали не очень качественное шампанское. Выяснилось, что это на самом деле игристое вино немецкого производства, которое кайзер пьет из экономии и соображений патриотизма. В ответ Бисмарк заметил, что его патриотизм останавливается, когда дело касается желудка.
Стареющий политик по-прежнему любил слушать музыку и гулять на свежем воздухе. С 1893 года он уже не мог ездить верхом. Тем большую ценность и продолжительность приобретали пешие прогулки, которые он предпринимал в компании двух своих собак, Кира и Ребекки. Бисмарк по-прежнему обожал лес и любил гулять среди деревьев, в обстановке, которая наполняла спокойствием его душу. Он много читал, особенно классическую литературу, проштудировал полное собрание сочинений Шиллера. Исторические произведения также не остались без его внимания; на склоне лет «железный канцлер» неоднократно говорил о том, что знание истории является весьма важным для любого политического деятеля, поскольку прошлое дает полезный опыт для понимания актуальных событий.
Религиозной литературе Бисмарк практически не уделял внимания. Его взгляды в этой области в поздние годы жизни вообще отличались своеобразием. В 1893 году он заявил баронессе Шпитцемберг, что у него «появляется чувство, что наш Господь и Создатель не всегда все делает сам, а передает руководство отдельными сферами неким министрам и чиновникам, которые совершают глупости» [664]. Впрочем, вера «железного канцлера» всегда отличалась довольно скептическим характером. Во всяком случае, посещать церковь он по-прежнему не считал нужным вовсе. В то время как у многих людей к старости склонность к религии возрастает, у Бисмарка, похоже, происходил обратный процесс.
Несмотря на обилие посетителей, которых принимал отставной канцлер в своих поместьях, главную роль в его окружении играли ближайшие родственники. Не со всеми из них отношения были одинаково теплыми. Общение с Бернгардом, который скончался в 1893 году, уже давно сократилось до минимума. Иной была ситуация с Мальвиной, по-прежнему остававшейся близким ему человеком. На окружающих, правда, младшая сестра Бисмарка производила часто неблагоприятное впечатление. Ее описывали как честолюбивую светскую даму, которая любила погреться в лучах славы своего брата, отличалась холодностью и закрытостью. Очевидно, Мальвина многое унаследовала от своей матери, и Бисмарк искал и находил в ней то, чего ему так не хватало в собственной супруге. Иоганна относилась к сестре своего мужа весьма негативно и облегченно вздыхала, когда та покидала их дом.