Великий диктатор. Книга вторая
Шрифт:
……
— А может, его просто перевернуть? Ну, чтобы подача патронов была слева, — и на меня недоуменно уставились три пары глаз.
В империи объявили о конкурсе на пулемёт для армии, и Луис Шмайссер сразу загорелся поучаствовать. Пулемёт для этого был. Оба Шмайссера, отец и сын, за неделю собрали работоспособную копию их ранней модели. И вот сейчас, глядя на установленный на верстак пулемет, Луис и Ханс Шмайсеры, мой оружейный учитель Александр Бьярнов и я, в качестве его ученика, обсуждали как обойти совместный патент Бергманна на пулемёт Шмайссера 1902 года.
—
— Как в моём пулемёте, — моментально уловив, что я имею ввиду, вставил и своё слово Александр Бьярнов, который продолжал считать пулемёт Мадсена своим.
— Именно, но не изогнутый магазин, а прямой. Патронов на тридцать. И тогда можно избавиться от кожуха водяного охлаждения, что сразу удешевит пулемёт и сделает его легче.
— Хм, и что же это за уродец получиться? — нахмурился Луис Шмайссер.
— Вот, смотрите.
И я быстро, от руки, накидал рисунок ручного пулемёта «Бергманн LMG 15», который создал уже Хьюго Шмайссер на основе наработок отца. И которого работодатель кинул точно так же, зарегистрировав ручной пулемёт на своё имя.
— Отличный лёгкий ручной пулемет. С ручками для переноски и стрельбы на весу. И с сошками для применения на земле. А кожух охлаждения вполне справится с нагревом ствола, всё же тридцать патронов в магазине — это не двести пятьдесят, как в ленте. И, можно его и на старый станок поставить. Зато после всех переделок он полностью выпадает из патентного описания.
— А почему магазин слева, а не справа? — наконец отмер и младший Шмайссер. — Матти, ведь справа достаточно места для него, — и он потыкал пальцем в лентоприемное отделение.
— Можно и справа, Ханс. Но, неудобно. При взводе рука будет упираться в магазин. А ещё можно сдвинуть затворную группу вперёд и этим уменьшить размеры и вес пулемёта.
— Ха! И правда! Отец, что скажешь? — Ханс перевёл взгляд на своего родителя.
— Ойй, — тяжело вздохнул старший Шмайссер. — Тогда, это будет уже не мой пулемёт, а совместный. Но идея хорошая. Стоит попробовать. Давайте сделаем так, я с Александром вношу изменения в основную модель и с питанием справа. А вы, мальчики, сделаете укороченную версию, но с левым магазином. И, заодно, проверим чему мы вас научили.
Этим летом учёба в оружейном цеху приобрела несколько иной характер. Весь предыдущий год я вытачивал различные детали и короткие стволы. А с середины июля Александр Бьярнов поручил мне сделать копию моего любимого пятимиллиметрового итальянского карабина «Moschetto da Cavalleria».
Не смотря на то, что у меня на занятия оружейным делом были выделены пара дней в неделю, я с заданием вполне справился. Только накосячил, когда приваривал мушку на ствол. Но мастер Бьярнов все равно оценил мою поделку на троечку. Так как обнаружил массу мелких и, в общем, не очень важных недоработок, но, потыкав в них моим носом, переделывать проект не заставил.
В цеху началась горячая пора из-за поваливших
……
Всё лето 1904 года выдалось каким-то маятным и загруженным. По приезду из Швеции матушка, конечно, рассказала отцу о происшествии, и он попытался устроить мне подробный допрос. Но, зная его болтливую натуру, я ограничился скупым пересказом. Мой скомканный рассказ он понял как-то по-своему и не стал развивать эту тему, а просто обнял и ушёл, оставив меня в недоумении.
А вот дед, появившийся через неделю, вытряс из меня все подробности произошедшего.
— Ты не виноват, малыш, — он притянул меня к себе и, взъерошив волосы, приобнял. — Ты поступил так, как должен был. И не терзай себя вопросами, что было бы, если бы да кабы. Тебя в тот момент вела судьба. Смотри, — он развернул ко мне тот самый злосчастный топорик. — Здесь руны не «Исс» и «Тюр» как ты подумал, а «Исс» и «Тис». «Стремящийся к защите, получит долголетие» — перевёл он мне.
— А разве «Тис» это не ядовитая руна? Ты же сам…
— Вот бестолочь, чем ты слушал, когда я объяснял? — возмутился старик. — Когда она одна, да, это руна яда и смерти от яда.
«Пффф». Фыркнул я мысленно. Да мне до лампочки Эдисона, все эти твои старшие и младшие руны. Я их и учил-то только ради того, чтобы доставить удовольствие деду, что кто-то ещё в семье разделяет его увлечение.
— Да, деда. Спасибо, деда, — автоматически соглашался и благодарил, когда он завёл получасовую лекцию про то, какие символы имеют какое значение при совместном написании. — Ты лучше расскажи зачем в Гельсингфорс ездил-то? Случилось чего? — дождавшись, пока он выдохнется и устроит себе перекур, поинтересовался я.
— Ха. Точно. Ты же ещё не знаешь. Забастовка у нас на швейной фабрике была. Ну, про всефинскую забастовку читал наверное в газетах? — и дождавшись моего кивка, продолжил. — Наши швеи относятся же профсоюзу текстильщиков, вот и поддержали тех, и присоединились к забастовке. Я, как приехал, так сразу Тому Ольгеку, который профсоюз на нашей фабрике возглавляет, так и заявил, что принимаю все их требования. Мне-то лучше. Будете одиннадцать с половиной часов работать вместо десяти.
— А они чем думали, когда присоединялись к забастовке?
— Нечем там было думать. Его же бабы выбрали председателем профсоюза из-за мордахи красивой. А про отсутствие ума вспомнили уже позже.
— И чем всё закончилось?
— Чем? Тем же чем и на кирпичном. Пришли и упали в ноги с просьбой вернуть десятичасовой день. Ну, и Ольгека хорошо поколотили. Ходил потом, светил подбитыми глазами. Ты в августе лучше своего Свинхувуда расспроси, это же он затеял всю эту тряхомудию, тьфу, прости Господи.
Но в августе я не много смог вытрясти информации с Свинхувуда, когда тот приехал на пионерские олимпийские игры. Только то, что и так писала пресса. Что капиталисты пошли на уступки профсоюзной партии и сократили рабочий день, но многие по примеру «Хухта групп» ввели почасовую оплату, что вынудило многих рабочих вернутся к старому графику работы. Как говорится — поменяли шило на мыло. А мы теперь ещё и виноватыми окажемся.