Великий Галеотто

Эчегарай-и-Эйсагирре Хосе Мария Вальдо

Теодора. Ты думаешь об Эрнесто.

Дон Хулиан. Совершенно верно.

Теодора. Бедный мальчик! Ты прав. Он добрый, благородный, великодушный!

Дон Хулиан. Весь в отца. Олицетворенная честность и благородство.

Теодора. И такой способный! Ему двадцать шесть лет, а он столько знает!.. Просто поразительно!

Дон Хулиан. Я боюсь, что, витая в облаках, он не сумеет приспособиться к прозе жизни. А тонкость ума, обыкновенно, оценивают лет через триста после смерти.

Теодора.

Но ведь ты ему поможешь, Хулиан?..

Дон Хулиан. Конечно! Было бы черной неблагодарностью забыть, чем я обязан его отцу. Ради меня дон Хуан де Аседо пожертвовал именем, состоянием, может быть, даже жизнью. И если его сыну понадобится моя жизнь — я отдам свою кровь до последней капли, чтобы уплатить долг чести.

Теодора. Браво, Хулиан! Как это на тебя похоже!

Дон Хулиан. Помнишь, год назад мне сообщили, что дон Хуан умер, а сын его остался без средств. И я чуть не насильно привез его сюда и здесь, в этой комнате, сказал ему: «Ты хозяин моего имущества, оно — твое, ибо я всем обязан твоему отцу. Распоряжайся всем в доме и смотри на меня, как на второго отца, хоть я не могу сравняться в достоинствах с твоим родным отцом. А чья любовь к тебе сильнее... это мы еще увидим».

Теодора. Да, так ты и сказал. А он разрыдался, как ребенок, и бросился тебе на шею.

Дон Хулиан. Он еще ребенок, и мы должны позаботиться о его будущности. Об этом я и задумался. Я думал о том, что могу сделать для него. И как раз тогда ты позвала меня смотреть на облака, на солнце, которое мне не мило с тех пор, как на моем небосклоне сияют два ясных светила!

Теодора. Я не совсем понимаю. Ты хочешь что-то еще сделать для Эрнесто?

Дон Хулиан. Разумеется.

Теодора. Можно ли сделать больше, чем ты уже сделал? Уже год он живет с нами, как член семьи. Будь он твоим сыном или моим братом, и то мы не могли бы относиться к нему нежнее.

Дон Хулиан. Да, но этого мало...

Теодора. Мало? Я думаю...

Дон Хулиан. Ты думаешь о настоящем, а я о будущем.

Теодора. О будущем? Но я представляю себе будущее Эрнесто. Он будет жить в нашем доме, сколько захочет, много-много лет, пока, наконец, не влюбится. И мы его женим! Ты выделишь для него долю из капитала. Он и она из церкви отправятся к себе домой. Недаром говорится — и я с этим согласна, — что женатому нужен свой дом. Они будут жить не с нами, но мы их не разлюбим. Они будут счастливы — мы, разумеется, тоже. У них будут дети, у нас тоже. У нас обязательно родится (нежно) дочь. Она и сын Эрнесто влюбятся друг в друга, и мы их поженим.

(Искусству исполнительницы предоставляется оттенить эту шутливую реплику.)

Дон Хулиан. Вот куда ты заглянула!

(Смеется.)

Теодора. Ты говорил о будущем и я о том же. Другого будущего я не хочу.

Дон Хулиан. Я согласен, Теодора, но...

Теодора. Какое «но»?

Дон

Хулиан. Видишь ли, мы только исполняем свой долг, относясь к несчастному юноше по-родственному. Но к этому долгу теперь присоединилась любовь, которую заслужил Эрнесто. Теодора, у всякой медали есть две стороны. Оказывать покровительство и принимать — разные вещи. Боюсь, что его, в сущности, унижают мои благодеяния. Он самолюбив, даже горд, и надо помочь ему выйти из ложного положения. Сделаем для него все возможное, но так, чтобы он не знал.

Теодора. Как это?

Дон Хулиан. Увидишь.

(Смотрит в глубину сцены.)

А вот и он!

Теодора. Тогда тише!

(Входит Эрнесто.)

Дон Хулиан. Добро пожаловать!

Эрнесто. Дон Хулиан... Теодора...

(Кланяется как-то рассеянно, садится к столу и задумывается.)

Дон Хулиан. Что с тобой?

(Подходит к нему.)

Эрнесто. Ничего.

Дон Хулиан. Я вижу, ты взволнован.

Эрнесто. Ничуть не бывало.

Дон Хулиан. У тебя неприятности?

Эрнесто. Никаких.

Дон Хулиан. Может, я докучаю тебе своими расспросами?

Эрнесто. Вы? (Встает и порывисто оборачивается к нему.) Нет. Дружба дает вам все права. Вы читаете у меня в душе. Правда, я озабочен, но я вам все расскажу. Простите, дон Хулиан.

(К Теодоре.)

И вы, сеньора! Я неблагодарный мальчишка. В сущности, я не заслуживаю ни вашей доброты, ни ласки. С таким отцом и такой сестрой я должен бы чувствовать себя счастливым и не думать о завтрашнем дне, а между тем... Вы понимаете, что я в ложном положении? Я здесь живу из милости!

Теодора. Эти слова...

Эрнесто. Теодора!

Теодора. Нас обижают.

Эрнесто. Но это так.

Дон Хулиан. А я говорю, нет. Если в доме кто живет из милости, так это не ты, а я.

Эрнесто. Я знаю историю двух верных друзей. Моему отцу его благородный поступок делает честь, но я за­пятнал бы ее, если бы принял то, что он отдал. Я молод, дон Хулиан, и должен сам зарабатывать себе на хлеб. Разве это гордость или безумие? Не знаю. Но я помню, как отец мне говаривал: «Что сам можешь сделать, того не поручай никому, что сам можешь заработать, того ни у кого не бери».

Дон Хулиан. Значит, мои заботы тебя унижают? И друзей ты считаешь несносными кредиторами?

Теодора. Вас сбивает с толку голос рассудка. Но поверьте, в этих делах лучший советчик — сердце.

Дон Хулиан. Мой отец не был так высокомерен с твоим, как ты со мной.

Теодора. В те времена дружба была иная.

Эрнесто. Теодора!

Теодора (указывая на мужа). Его можно понять!

Эрнесто. Я неблагодарный!

(С глубоким волнением.)

Простите меня, дон Хулиан.