Великий Гусляр
Шрифт:
— Стояние в очереди еще не признак разумности, — заключила переводческая машина. — Поищите что-нибудь более перспективное.
— В этом они правы, — вздохнул профессор.
— Неразумные бы толкались, — сказал Ложкин, — а если в очереди, значит, порядок.
— Только бы они днем очередь за водкой не увидели! — всполошился Удалов.
— Вызывает разведчик-два, — услышали они тут, — срочное сообщение. Двуногое существо бежит за четвероногим. Вот оно догнало его… О, я не переживу этого! Двуногое ударило четвероногое
Издалека, с улицы, донесся собачий визг. Удалов кинулся к окну. Улица была темна, под отдаленным фонарем мелькнула человеческая тень.
— Ну и что? — воскликнул Ложкин. — Ну шел человек по улице, увидел собаку. Мог же он испугаться? Имел право с испугу ее ногой отогнать? Я спрашиваю, имел ли он право…
Минц поднял руку, стараясь остановить Ложкина.
Голос корабля пришельцев был тверд и категоричен:
— Это важное открытие. Если двуногие бьют четвероногих, следовательно, двуногие неразумны.
— Разумны, но ошибаются! — поправил его Ложкин.
— Говорит разведчик-четыре, — произнесла переводческая машина. — Разрешите вернуться на корабль. Попал в облако дыма, выбрасываемое здешним заводом. Мне плохо… мне плохо…
— Разведчик-четыре, держитесь! Высылаю спасательную команду.
— Ну вот, — вздохнул устало Удалов. — Сколько раз говорили директору фабрики пластиковых игрушек, чтобы установил фильтры…
— Может, это не наша фабрика? — сказал Грубин с надеждой.
— Наша.
И все знали, что наша…
— Надо что-то делать, — решил Удалов. — А то у них останется превратное представление… Фонарик есть?
Минц без слов достал из-под подушки электрический фонарик. Хоть он уже давно жил один, но в детстве мама не давала ему читать по ночам, и он так привык читать под одеялом с электрическим фонариком, что до старости не смог избавиться от такой привычки.
— Я пойду.
Удалов вышел в коридор и спустился во двор. Никто его не остановил.
Удалов встал посреди двора, направил фонарик в небо и зажег его. Затем стал включать и выключать его. Сначала два раза включил и выключил. Потом еще два раза. А еще подождав, включил и выключил его четыре раза подряд.
— Доказывай не доказывай, — проворчал Ложкин, глядевший на это дело в окно, — все равно одиночными действиями агрессию не остановишь.
— Центр! — раздался голос в переводческой приставке. — Во дворе дома № 16 по улице Пушкина наблюдаю двуногую фигуру с электрическим фонариком. По-моему, он пытается доказать мне, что их цивилизация уже достигла умения складывать два и два.
— Вас понял, — послышался ответ. — Вас понял. Разведчик-два, продолжайте наблюдения. Но особенно не переоценивайте своего открытия. Известно несколько видов рыб, которые считают даже до пятнадцати.
— Ну, это им так не пройдет, — возмутился тогда Грубин, выскочил, как есть, через
Когда Грубин уморился от беготни и остановился, в приемнике снова раздались два голоса:
— Докладывает разведчик-два. Центр, слушай, может быть, мне показалось, но другой абориген бегал по двору того же дома и с помощью фонарика пытался показать мне общее начертание известной теоремы «штаны Приудоникса».
— Пифагоровы, Пифагоровы, — поправил строго Ложкин.
— Прекратите наблюдение за ничтожным объектом, — сказал голос Центра. — Уровень цивилизации измеряется не отдельными попытками научиться считать или даже читать, а ее общими достижениями. Разведчик-один, сообщите мне, каковы результаты замеров у края их муравьиного скопления.
— Я потрясен, — раздался голос первого разведчика. — Они выбрасывают грязь в водоемы и воздух, которым дышат, причем не только сами дышат, но и заставляют дышать окружающих.
— Слышите, разведчик-два? Они буквально ходят под себя. Вам понятно это грубоватое выражение?
Ложкин протянул руку и хлопнул ладонью по кнопкам.
Разговор инопланетных исследователей прервался.
— Хватит, — не выдержал Ложкин. — Это мне противно слушать.
— Погодите.
Минц включил систему вновь.
Вернулись Грубин с Удаловым.
— Как результаты? — спросил Грубин. — Они теорему угадали?
— Они Пифагора Приудониксом зовут, — сообщил Ложкин. — Нечего нам с ними разговаривать.
— Неужели связь налажена? — обрадовался Удалов.
— Боюсь, что наоборот, — сказал Минц. — Они не хотят признавать нас разумными.
— За что же?
— Их не убеждает, что мы знаем теоремы. Они считают, что мы грязно живем.
— Лев Христофорович! — взмолился Удалов. — Нельзя ли машину наоборот переставить? Чтобы мы им сказали…
— Постараюсь. — Профессор начал щелкать кнопками. — Вот, можете, Корнелий Иванович, общаться с братьями по разуму, сколько вам хочется.
Удалов взял микрофон, прокашлялся и начал:
— Вы меня слышите, братья по разуму?
— Кто вышел на связь, кто вышел на связь без разрешения? — рявкнул в ответ Центр.
— К вам обращаются представители земной цивилизации. Цивилизации, которую вы сейчас увидели собственными глазами и величия которой вы не смогли осознать!
— Хорошо излагает, — одобрил Ложкин. — Ты не стесняйся.
— Выйдите из эфира, вы мешаете нормальной работе, — ответил Центр. — Мы не вступаем в переговоры с аборигенами.
— Мы не аборигены, — возразил Удалов. — Мы можем похвастаться большими успехами в науке, сельском хозяйстве, а также в искусстве и литературе.