Великий Гусляр
Шрифт:
Генерал вытолкал секретаршу и сказал Грубину:
— А ты — Ирак, Ирак трахнутый!
Грубин понял, что не прав.
Позвонил старый белый телефон с гербом СССР.
— Сомневаюсь, — ответил на звонок начальник контрразведки. — Очень сомневаюсь.
Он повесил трубку и сказал Грубину:
— Министр звонил. Умный он у нас, чертяка! Спросил, не пригласить ли срочно преподавателей языка глухонемых? Умница, но ограниченный.
— Не поможет, — согласился Грубин.
Внутри него что-то засвербило, засосало под ложечкой, и существо его наполнилось
— Я не могу, я бегу, я бегущая по волнам… Он ждет меня после работы… Прости, Грубин.
— Отпусти домой, генерал, — взмолился Грубин. — Срочно отпусти.
— Сначала придумаешь противоядие…
— Но ведь теперь не будет войн. Не будет тайн…
— Ты с ума сошел, Грубин! — рассердился генерал. — При ихнем уровне науки они противоядие через месяц сделают, а мы так и останемся даже без семейных секретов.
Тут генерал замер, прислушиваясь к голосу бактерии.
Прислушиваясь к голосу своей молодой жены…
И не говоря более ни слова, распахнул окно и шагнул в него, как в дверь. С седьмого этажа.
Грубин был спокоен. Он подошел к столу, нашел свой пропуск к генералу. Написал на нем генеральской ручкой время ухода, расписался за генерала, очень похоже. Окно закрывать не стал — снизу уже слышались голоса.
Вышел. Секретарша рыдала — у нее были свои проблемы.
Грубин спустился, вышел, отдав пропуск ошалевшим от тревоги часовым, перебежал площадь, из первого же автомата — слава богу, карточка была — позвонил в Гусляр, на службу Веронике. Сказал ей только:
— Буду дома ночью. Жди и не мечтай!
— Ой, — сказала Вероника. — В самом деле? Ради меня?
— Ради тебя.
— Милый, а то у меня просто страшные мысли…
Второй звонок был в санаторий, Минцу.
— Я заеду за вами на такси, — сказал он. — И сразу к вам в лабораторию.
— Правильно, — сказал Минц, — у меня уже появились кое-какие мысли, как ограничить этих бактерий сферой внутренней политики…
Чего душа желает
Профессор Минц ждал водопроводчика Кешу, который шел к нему уже вторую неделю. За это время Кешу видели в ресторане «Гусь», где он обмывал новый «Мерседес» бывшего Коляна, а нынче президента фонда «Чистые руки» Николая Тиграновича, встречали Кешу на демонстрации либерал-радикалов, где каждому участнику выдавали по бутылке «Клинского», видали его и в заплыве через реку напротив краеведческого музея, в котором он участвовал и побеждал, потому что приехало вологодское телевидение. Много где встречали Кешу, но не на работе.
Профессор Минц, хоть и добрый, гуманитарный (так теперь принято говорить) человек, замыслил уже страшную месть. Где-то у него хранилась бутылочка со средством «Трудолюбин». Принявшего средство охватывало неудержимое желание трудиться. Двадцать четыре часа без передыху.
Но тут открылась дверь, которая никогда не запиралась, о чем в городе знала любая бродячая кошка, и вошел сантехник — нет, не Кеша, а другой человек. Немолодой, приятный лицом и манерами.
— Вызывали? —
— Ох и вызывал! — ответил профессор. — Вы водопроводчик?
— Сантехник, — сдержанно поправил его мужчина. Был он одет в скромный, но чистый комбинезон и кроссовки «Адидас». В руке чемоданчик — потертый, но целенький и чистый. Все в водопроводчике вызывало доверие.
— Заходите, — попросил его Минц.
— Спасибо, Лев Христофорович, — ответил водопроводчик и принялся вытирать ноги о коврик у дверей.
Профессора не удивило то, что сантехник его знает. Великий Гусляр не столь велик, чтобы в нем мог затеряться ученый с мировым именем.
Профессора смущало другое — он этого сантехника уже видел, знал, даже был с ним знаком. Но нечто мешало его узнать.
— На что жалуемся? — спросил водопроводчик. — Что беспокоит?
Профессор провел сантехника в ванную, где из крана текла вода струей с палец, а на полу стояла лужа.
— Так-с, — сказал сантехник. — Надо менять. И не мешает почистить.
— Только прошу вас, — сказал проницательный Минц, — не говорите мне, что прокладки кончились и их можно достать только за тройную цену, что краны исчезли из продажи…
Сантехник весело рассмеялся и, поставив на пол чемоданчик, присел возле него, раскрыл жестом фокусника, и внутри обнаружились разнообразные запасные части, прокладки и даже краны.
— А вы говорили! — улыбнулся сантехник, подняв лицо к профессору.
— Илья Самуилович! — воскликнул Минц. — Как же я вас сразу не узнал! Вы же наш зубной врач!
— Все в прошлом, — сказал зубной врач.
— Что же случилось? Какая беда?
Илья Самуилович вытащил из чемодана нужные прокладки и самый красивый из кранов. Потом завернул воду и принялся за работу. Все это время Минц задавал вопросы, а Илья Самуилович на них с готовностью отвечал.
— На пенсию вам рановато…
— Не стесняйтесь, — отвечал дантист. — Вы меня не травмируете. И если вы считаете, что я потерпел жизненное фиаско, то, заверяю вас, — ничего подобного. Мне просто сказочно повезло.
— Как так?
— Мне предложили хорошую работу, и я на нее согласился.
— Разве у вас была плохая работа?
— Мне казалось, что она была неплохой, но я ошибался.
— Но вы недурно зарабатывали?
— Я не жаловался.
— К вам записаться было нелегко.
— Знаю, знаю, но это происходило от того, что в нашем городе нет хороших дантистов. На фоне остальных я выглядел лебедем.
— Вы хотите сказать, что добровольно изменили свою… специальность?
— Говорите прямо — судьбу!
Минц смотрел на то, как сантехник трудится. Его руки так и летали над ванной. И весь жизненный опыт Минца говорил ему, что он видит перед собой мастера своего дела, человека талантливого, влюбленного в профессию, пускай скромную и недооцененную современниками, но такую нужную!
— Как же это произошло? — спросил Минц.
— В этом нет секрета, — сказал Илья Самуилович. — Площадь Землепроходцев, дом два.