Великий карбункул
Шрифт:
так зловеще тряслось, что те, кто там находился, все равно не расслышали бы
самого громкого стука. Поэтому он вошел без церемоний и ощупью направился в
кухню. Даже там его вторжение осталось незамеченным. Питер и Тэбита, стоя
спиной к двери, наклонились над большим сундуком, который они, по-видимому, только что извлекли из углубления или тайной ниши по левую сторону камина.
При свете лампы, которую держала старуха, мистер Браун увидел, что сундук
окован
гвоздями, чтобы служить подходящим вместилищем, в котором богатство одного
столетия можно было бы сохранить для нужд следующего.
Питер Голдтуэйт вставлял ключ в замок.
– О, Тэбита!
– воскликнул он с трепетным восторгом.
– Как я вынесу его
блеск? Золото! Блестящее, блестящее золото! Мне кажется, я помню, как
взглянул на него в последний раз в тот момент, когда над ним опустилась эта
обитая железом крышка. И с тех пор в течение семидесяти лет оно сияло в
своем тайном укрытии и копило свое великолепие для этого чудесного
мгновения. Оно вспыхнет перед нами, как солнце в полдень.
– В таком случае заслоните глаза, мистер Питер!
– сказала Тэбита с
несколько меньшим терпением, чем обычно.
– Но ради всего святого - поверните
же ключ!
С большим трудом обеими руками Питер протолкнул ржавый ключ сквозь
лабиринт заржавленного замка. Мистер Браун тем временем подошел ближе и
нетерпеливо просунул свое лицо между ними как раз в тот момент, когда Питер
откинул крышку. Однако кухня не осветилась внезапным сиянием.
– Что это?
– воскликнула Тэбита, поправляя очки и подняв лампу над
открытым сундуком.
– Старый Питер Голдтуэйт хранил старое тряпье!
– Похоже на то, Тэбби, - сказал мистер Браун, подняв кучку этого
сокровища.
О, какого духа мертвого и погребенного богатства вызвал Питер
Голдтуэйт, чтобы внести смятение в свой и без того скудный разум! Здесь было
подобие несметного богатства, достаточного, чтобы купить весь город и заново
застроить каждую улицу, но за которое, при всей его значительности, ни один
здравомыслящий человек не дал бы и гроша. Что же в таком случае, если
говорить всерьез, представляли собой обманчивые сокровища сундука? Тут были
старые как местные кредитные, так и казначейские билеты, и обязательства
земельных банков, и тому подобные “мыльные пузыри”, начиная с первых
выпусков - свыше полутора веков назад - и почти вплоть до времен Революции.
Банковые билеты в тысячу фунтов были перемешаны с пергаментными пенни и
стоили не дороже их.
– Так это, значит, и есть сокровище старого
– сказал
Джон Браун.
– Ваш тезка, Питер, был в чем-то похож на вас, и когда местные
деньги падали в цене на пятьдесят или семьдесят пять процентов, он скупал их
в расчете на то, что они поднимутся. Я слышал, как мой отец рассказывал, что
старый Питер дал своему отцу закладную на этот самый дом и землю, чтобы
добыть деньги для своих нелепых проектов. Но деньги продолжали падать до тех
пор, пока никто не хотел брать их даже даром, и вот старый Питер Голдтуэйт, как и Питер-младший, остался с тысячами в своем сундуке, не имея даже чем
прикрыть свою наготу. Он помешался на их устойчивости. Но ничего, Питер, это
как раз самый подходящий капитал для того, чтобы строить воздушные замки.
– Дом обрушится нам на головы!
– вскричала Тэбита, когда ветер потряс
его с новой силой.
– Пусть рушится, - сказал Питер, скрестив руки на груди и садясь на
сундук.
– Нет, нет, старый дружище Питер!
– воскликнул Джон Браун.
– В моем
доме найдется место для вас и для Тэбби и надежный подвал для сундука с
сокровищем. Завтра мы попытаемся договориться насчет продажи этого старого
дома; недвижимость вздорожала, и я мог бы предложить вам порядочную цену, - A у меня, - заметил Питер Голдтуэйт, оживившись - есть план поместить
эти деньги с большой выгодой.
– Ну, что касается этого, - пробормотал про себя Джон Браун, - нам
придется обратиться в суд с просьбой назначить опекуна, который бы
позаботился об этих деньгах, а если Питер будет настаивать на своих
спекуляциях, то он сможет заниматься ими, пустив в ход сокровища старого
Питера Голдтуэйта.
Перевод И. Исакович
Натаниэль Хоторн. Уэйкфилд
В каком-то старом журнале или в газете я, помнится, прочел историю, выдававшуюся за истину, о том, что некий человек - назовем его Уэйкфилдом -
долгое время скрывался от своей жены.
Самый поступок, отвлеченно рассуждая, не так уж удивителен, и нет
основания, не разобравшись внимательно во всех обстоятельствах, считать его
безнравственным или безрассудным. Тем не менее этот пример, хотя и далеко не
самый худший, может быть, самый странный из всех известных случаев нарушения
супружеского долга. Более того, его можно рассматривать в качестве самой
поразительной причуды, какую только можно встретить среди бесконечного
списка человеческих странностей. Супружеская пара жила в Лондоне. Муж под