Великий князь Русский
Шрифт:
А я мотался по делам.
Работы на пушечном дворе заметно прибавилось после того, как из Колмогор пришел первый обоз с английским оловом в сопровождении самих Бекера да Кирби. Я одарил их бобровыми шубами, шапками да всякими ништяками с востока и наших мастерских, выдал грамоту на загрузку товара, пристегнул к ним ховринских прикащиков из Крестовоздвиженского братства и вообще показал, что бизнес с нами весьма прибылен и без сквозной торговли в Персию. На одних мехах озолотиться можно. Всю зиму сновали туда-сюда обозы с металлом и пушниной, а двое негоциантов дегустировали мои настоечки, а потом, получив
— Спытали мы большие колеса на телеги, государь, — слегка поклонился Кассиодор, — идут ходко, от пушек при равных запряжке и грузе не отстают.
— Йен тежко тронуть се, — не мог не сказать поперек Збынек.
— То так, чем больше колесо, тем труднее сдвинуть, — подтвердил мореец.
— Невелика беда, в войске всегда есть, кому подтолкнуть, куда важнее, что все с одной скоростью двигаться будут. Отныне все колеса делать для пушек и обозных телег одного размера, заодно помалу менять на тех, где колеса другие.
Механикусы мои приняли к сведению и потащили смотреть новации — во-первых, калибры, по которым положено лить новые пушки. Оных у нас пока три: малый, средний и полусредний. До тяжелой артиллерии пока рано, стены крошить не надо, да и пороха жалко. Как вспомню шемякину бомбарду…
Еще мне показали многоствольные орудия — нам пальба в первую очередь нужна для отражения конной атаки, значит, надо быстро сделать много выстрелов. А заряжание, как ни крути, как ни натаскивай расчеты, процесс медленный. Значит, надо иметь больше готовых к залпу стволов. А для ускорения заряжания эти двое выдали съемные каморы — нечто вроде здоровенных металлических кружек, куда заранее забивался заряд и снаряд, потом камору приставляли к сквозной трубе пушки и подбивали сзади клином. Для картечного выстрела самое то, отдача у него невелика, а вот лафеты больших пушек такого глумления не вынесут. Из трех вариантов «огненных дудок» наиболее удачной оказалась конструкция Збынека, чему он немало обрадовался, как и очередной денежной премии.
Ивашку Молчанова, наоборот, хотел наказать — слишком увлекся экспериментами, совсем мыловарение позабыл. Нет, искать новое надо непременно, но не в ущерб делу. Нравится тебе с Гаврей Йокаи фигней страдать — на здоровье, воспитай и обучи себе замену и вперед, к вершинам науки.
Но Молчанов сын внезапно порадовал.
Его поднадзорный алхимик с самого начала бахвалился, что умеет получать некий «олеум» по методу Альберта Магнуса или Василия Валентина, из камня, именуемого греками «пиритис литос».
— Сей олеум, мой князь, — рассыпался мелким бесом Габор, — суть жидкость маслянистая, вельми плотная, при смешивании с водой сильно греется, капли оной ткань насквозь проедают. Но сосуды, что делают монахи вашего благочестия, ее содержат без изъяна.
Я сдержал вздох — финэк это прекрасно, но что же я химию да физику не учил как следует? Так, обрывки… По всем столбам, олеум этот — сильная кислота, но какая?
— Из камня пиритоса можно также извлечь серу…
Ага, теплее… Кислота, скорее всего, серная. Ободренный тем, что я его не прерываю, Габор сел на любимого конька и понес про трансмутацию, красную
— Мы, государь, — крайне вовремя отстранил его Иван, — раствор олеума оплошкой в корчагу с битыми черепками опрокинули, хотели было вылить, но по твоему слову решили, что дальше будет посмотреть.
Я заинтересованно поднял бровь.
— В той корчаге весьма много квасцов наподобие белого моха наросло. Те квасцы кожемяки спытали и сказали, что добрые.
— Пойдешь к Феофану, пусть тебе опытного счетовода даст. Запишите все тщательно, сколько чего на олеум потратили, сколько квасцов получили.
Квасцы-то что в красильном, что в кожевенном производстве нужны. И стоят немало, товар привозной. Так что если эти двое мне импортозамещение наладят, можно очень неплохо торговый баланс в нашу пользу сдвинуть.
Напоследок забрал у гранильщиков и златокузнецов шкатулку, завернутую в красный шелк, и уехал в Воронцово.
Там меня встретил задумчивый Юрка и серьезно спросил:
— Я что, теперь женат?
— Ну, не совсем.
— Понарошку, что ли?
— Как сказать. Семьи у вас нет и до венчания не будет, но женатым ты уже считаешься.
— А до венчания долго?
— По меньшей мере, лет пять, пока ты в возраст не войдешь. А до семьи и того больше, лет десять.
Юрка, кажется, облегченно выдохнул. Ничего, годика через четыре начнет за юбками бегать, по иному взглянет.
Пока же его надо собирать на пару с братом в дальнюю дорогу, к Шемяке, да еще на целый год — подручными наместников, в Мстиславль и Витебск. Вполне в духе времени поставить собственно наместниками (да хоть удельными князьями), только это получится не учеба с практикой, а сплошная бутафория. Лучше пусть они при здешних управленцах потрутся, людей себе присмотрят, себя покажут. А там верну их обратно, обтешу окончательно.
Сборами Юрке и Ваньке предстоит заниматься долго — не на охоту едут, с собой чуть ли не все барахло тащить придется, да еще малая свита, да слуги, да казна… Из-за мора большую свиту пока отменили, потом нагонят. Я-то затеял собрать в «жильцы» новиков со всей страны. Ныне все княжества и наместничества делятся на полсотни с хвостиком уездов, в каждом уезде один стан и до десяти волостей. Вот и выходит сразу тысяча или полторы человек, поделить их между мной и Шемякой. Поживут пару лет на хлебах великих князей, погоняем их по разным поручениям, будет у ребят шанс выдвинуться. Кто сумеет — останутся в постоянном штате, остальных менять по ротации. Такой вот своеобразный социальный лифт и способ наработки кадрового резерва, примерно как с Головней, только с ним почти случайно вышло, а тут системно, целый социальный институт.
А потом, когда мы все мелкие княжества сожрем и нивелируем, создадим разряды, как по Берегу, только внутри страны они будут играть роль военных округов. Два-три государевых города поставляют пешие полки, вотчинники конницу, великий князь пушки — при мобилизации имеем вполне автономное войско из земляков.
Ну и тверских с рязанскими под эту систему понемногу подтянем.
Вот, кстати, и первый шаг подоспел — уезжает, наконец, дорогой сват со сватьей и уже почти родной Машей. Вот я и выкатил ему на прощание дорогой подарок — развернул ту красную шелковую тряпицу, да открыл шкатулку.