Великий князь Ярослав Всеволодович Переяславский
Шрифт:
Великий русский историк С.М.Соловьёв писал в «Истории России с древнейших времен» о Ярославе Всеволодовиче: «Этот князь уже давно из всех сыновей Всеволодовых отличался предприимчивым духом, охотою к промыслам; будучи ещё только князем переяславским, он не отставал от Новгорода, всё старался привести его в свою волю, несмотря на урок, заданный ему Мстиславом на Липице. По отношениям новгородским он завёл ссору с Черниговом и, не надеясь получить скоро старшинства на севере, бросился на юг и овладел Киевом. Татары истреблением семейства Юриева очистили Ярославу великое княжение и обширные волости для раздачи сыновьям своим. Он отдал Суздаль брату Святославу, Стародуб — другому брату, Ивану; свою отчину, Переяславль, передал нераздельно старшему сыну Александру, остальных же пятерых сыновей поделил волостями из великого княжения, недавши ничего из него
В 70-е годы XIII века на Северо-Востоке насчитывалось 14 княжеств вместо 6, существовавших к 1237 года. К этому надо добавить, что территории двух наиболее крупных из них, Владимирского, остававшегося главным, и Переяславского, слились воедино в результате того, что Ярослав Переяславский, после гибели брата Юрия Всеволодовича на реке Сити оказавшийся старшим среди потомков Всеволода Большое Гнездо, в 1238 году стал великим князем Владимирским. Однако в том же 1238 году он передал брату Святославу Суздаль, а брату Ивану — Стародуб. Начался процесс трансформации прежних владимирских и переяславских земель, приведший к появлению новых княжеств.
Переяславль и территорию бывшего Переяславского княжества удерживались Ярославом Всеволодовичем под своей рукой и при его жизни не передавались кому-либо из его сыновей.
Характерно, что современник Александра Ярославича, составивший его жизнеописание, «отечеством» Александра называл Новгород великий, о Переяславле же не упоминал совершенно.
Представление исследователей о принадлежности Переяславского княжества Александру Ярославичу в 1238–1252 годах зиждется на единственном летописном известии 1240 года, причём в редакции поздних летописных сводов.
В договорной грамоте тверского князя Михаила Яро-славича с Новгородом Великим, составленной между ноябрем 1296 и февралем 1297 года содержится следующий пункт: «А кто будет давных людин в Торжку и в Волоце, а позоровал ко Тфери при Олександре и при Ярославе, тем тако и седети, а позоровати им ко мне». Очевидно, в грамоте упоминаются люди, «позоровавшие» к Твери, когда та стала центром самостоятельного княжества. С этой точке зрения вполне понятно упоминание в докончании отца Михаила — Ярослава Ярославича, в своё время сидевшего на тверском столе. Но ранее Ярослава в грамоте назван Александр, и в нём нельзя не видеть старшего брата Ярослава — Александра Невского. Становится очевидным, что он-то и был первым тверским князем.
Поскольку в 1245 году Тверью управлял наместник великого князя Ярослава Всеволодовича, надо полагать, что Тверское княжество образовалось после названной даты. По-видимому Тверь была получена Александром по завещанию отца, реализованному в 1247 году великим князем Святославом Всеволодовичем. Александру не даром была предназначена самая западная часть владимирской территории: она непосредственно смыкалась с землями Великого Новгорода, где княжил Александр.
Что касается его брата Ярослава, до сих пор единогласно принимаемого всеми исследователями за первого князя Твери, то самая ранняя запись, где он назван тверским князем, относится только к 1255 году.
Политика, проводимая великими владимирскими князьями Ярославом Всеволодовичем и Александром
«Говоря о смерти Ярослава, летописи наши (не все. — Л.Л.) ничего не говорят в похвалу его. Передают об^этом, как о простом факте: «преставися Ярослав князь месяца сентября в 30 день». Вот и всё. Такая сухость, такое несочувствие к деятелю первых годов татарского владычества должны чем нибудь объясняться. Большинство наших летописей написаны духовными лицами. Весьма естественно, что князь, сочуыствовавший интересам этих лиц, вызывал и с их стороны сочувствие; и наоборот, князь, отличавшийся противоположными качествами, вызывал холодность с их стороны. Ярослав был только государственный деятель, понимавший хорошо интересы своего отечества, отличался суровостью, но вместе с тем благоразумною деятельностью, не падал духом в несчастьях. Этим можно объяснить ту сухость, то несочувствие, с которым относятся наши летописцы к весьма почтенному и заслуживающему глубокого уважения государственного деятеля; первому, быть может, после Андрея Боголюбского, понимавшему спасительную силу самодержавия и централизации, особенно в таких обстоятельствах, в каких находилась тогдашняя Россия.
Позднейшие летописцы с большим сочувствием относятся к Ярославу Всеволодовичу. Так, например, в Степенной книге мы читаем: «сии приснопамятный великий князь Ярослав в дальней земле в Ханове Орде положи душу свою за святые домы церковные и за веру християнскую, и за все люди земли Русския. И сего ради причте его Бог к избранному своему стаду праведных селения».
«Обширная и слабо населенная Ростовская земля (или Понизовская, как ее называли новгородцы) XII и начала XIII века, земля Андрея Боголюбского и Всеволода III Большое Гнездо, не созрела ещё для образования обширного единого государства. Она делится на быстро обособляющиеся части во второй половине XIII века, через столетие мы видим ее разделенной на множество крупных и мелких княжеских владений. Это разделение началось у нас дележом земель между сыновьями. Всеволод III разделил свои владения между сыновьями. Разделенная Ростовская Русь на короткое время затем случайно соединилась в руках Ярослава Всеволодовича. Род Всеволода Большое Гнездо быстро разросся, и земля продолжала делиться на все более мелкие части между размножившимися князьями. Это дробление власти и слияние её с землевладением вызвано разрозненностью страны и слабостью центрального управления.
Говоря о разделах, я разумею не первоначальные дележи суздальской Руси на несколько крупных частей в XIII веке, не разделы Всеволода III и его сына Ярослава, и не образование более крупных уделов (Тверской, Ярославский, Ростовский, Белозерский, Московский и другие). Эти первоначальные разделы не имеют феодального характера, представляя собой обыкновенное разделениие единого государства на несколько равноправных государств. Я имею в виду дальнейшее дробление княжеств в XIV и XV веке на мелкие княжеские владения».
«С особенною силой выступают характерные черты суздальских князей в лице отца святого Александра — князя Ярослава Всеволодовича. Упорно, настойчиво и смело стремится он к намеченным целям, действуя наперекор установленным, освященным веками обычаям. Трудно в такие переходные эпохи, как тогдашняя, избежать крутых, подчас жестоких мер. Но отсюда нельзя ещё заключить, чтобы печальная необходимость прибегать к крутым мерам указывала на злой характер правителя. Князь Ярослав Всеволодович умел жертвовать собою во имя общего блага, умел подавлять свои личные чувства. Первый из русский князей, собрав и утешив, ободрив пораженных ужасом татарского нашествия жителей, покорился он печальной, но неизбежной участи —
смиренной покорностью спасать родину от конечного разорения. А под конец жизни совершил трудный подвиг, отправившись в далёкую Татарию, где и погиб страдальческой смертью. Лично же, независимо от высшего государственного интереса, он был «милостив ко всякому, требующим невозвратно даяше». А его кончину современники и ближайшие потомки высоко чтили и выражали светлое упование, что Господь «причте его ко избранному своему стаду праведных селения».
В самом деле, нельзя не удивляться судьбам Божественного Промысла, сохранившим для России невредимыми князя Ярослава Всеволодовича и его семейство, точно Ноя в ковчеге, среди ужасов гибели и разорения. Такой именно князь, как Ярослав Всеволодович, и нужен был в первые критические времена после нашествия.