Великий князь
Шрифт:
"Н-да, рыба ищет, где глубже, а человек где лучше. Что же, нет препятствий патриотам!".
– Это хорошие вести, и их определенно стоит обсудить с Пан-Радой. В среду.
Приложив правую руку к сердцу, обратным движением князь ловко вытянул слегка помявшуюся грамотку из рукава. Совсем немного развернул (так, чисто символически), и ровным голосом напомнил:
– Дарование Жалованной грамоты городам Могилев, Витебск и Полоцк, по прошению духовенства и жителей. Все бумаги подготовлены.
Глава рода Острожских был очень скромен, и не стал упоминать о своей небольшой помощи челобитчикам
– Вторник, после купцов.
Собственно, дарование литовским городам Жалованных грамот было выгодно прежде всего самому государю-наследнику Московскому. Налоги с таких городов шли в великокняжескую казну, опять же, при любом конфликте со шляхтой и магнатерией горожане были его естественными союзниками... В общем, он был совсем не в обиде на своего излишне сребролюбивого подданного.
– Слушаюсь, государь.
Запихав многострадальную грамотку в рукав, секретарь почтительно поклонился и выскользнул за дверь. Чтобы всего через пару минут вернутся обратно - с вестью о том, что митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси просит аудиенции по неотложному делу.
"Та-ак, чувствую, накрывается мой выходной одним местом!".
– Пригласить.
Припомнив несколько сочных идиом и выражений (если бы он вдруг вздумал огласить их при архипастыре Ионе, то обычной епитимьей было бы не отделаться), венценосный покровитель всех православных христиан Литвы изобразил на лице умеренную радость.
– Доброго здравия тебе, владыко.
Проговорив все положенные слова приветствия, и осторожно откинувшись на ужасно неудобную спинку "челобитного" стульца (сделанного явно с тем расчетом, чтобы просители надолго на нем не задерживались), седовласый иерарх прислонил к столу свой посох и привычно огладил наперсный крест.
– Государь мой. Избрание твое Вальным сеймом на трон Великого княжества было для меня великой радостью. Когда чело твое увенчала Гедиминова шапка, сердце мое пело осанну - ибо кончилось темное время гонений и утеснений наших...
Дмитрий уже привык, что архипастырь Иона приходит к нему с самыми разными просьбами - Римская курия действительно изрядно постаралась, ослабляя и "загоняя в стойло" Киевскую митрополию. Но сейчас, слушая непривычно-многословное вступление седовласого старца, и попутно удивляясь бурлящему внутри него противоречивому клубку эмоций, он начал подозревать нехорошее. Например - что у него сейчас попросят "вернуть" митрополии монастырь, который ей никогда не принадлежал. Или
– Узнал я, что епископ Виленский собирается отстроить в стольном граде училище для отроков знатных родов. С твоего на то, государь, дозволения.
Пошевелив кустистыми бровями, церковник вопросительно замолчал.
– Все так, отче. Однако прежде устроения первого в Великом княжестве университета, Валериан обязался за счет своего епископата отстроить богадельню и дом для сирот-подкидышей.
Увы, но из всех объяснений предстоятель услышал лишь отдельные слова:
– Уже, значит, Валериан... А ведаешь ли ты, государь!
Сжав наперсный крест так, что на морщинистой руке проступили синие венки, Иона постарался успокоиться.
– Что епископ, коего ты по имени величаешь, еще в прошлом году в Вильне дом купил, и пятерых монахов-папистов в него заселил? А ныне собирается их в наставники университетские определить, о чем верные люди доподлинно мне доносили!!!
"Вообще-то, он еще полтора десятка иезуитов себе на подмогу в Обществе Иисуса выписал, но тебе это пока знать не следует. А то еще удар хватит и привет - выборы нового митрополита всея Юго-Западной Руси".
– Он же в своем университете отроков неразумных с пути верного сбивать будет, государь! Разум им туманить речами сладкими, в веру папскую склонять, непотребщине и бесовщине учить!..
Задохнувшись от переизбытка чувств, церковник закашлялся и трижды осенил себя крестным знамением - каковое хозяин Кабинета тут же и отзеркалил. Затем правитель ненадолго покинул своего собеседника, вернувшись с небольшим хрустальным кубком и таким же кувшинчиком простой воды. Налил, небрежно перекрестил и пододвинул к митрополиту.
– Отче.
Отпив глоток драгоценной влаги, старик моментально порозовел и ожил.
– В упреках своих - помнишь ли ты, как звучала клятва, данная мной перед церемонией возвышения мечом?
В ответ на это митрополит вцепился в кубок еще сильнее и нахмурился.
– Помню, государь. Защищать и оберегать веру христианскую...
Вообще-то, клятва много чего оговаривала, но общая ее идея была весьма четкой и прозрачной - Великий князь должен был править в полном соответствии с Литовским Статутом. Никаких гонений на католиков или служилых татар-мусульман, конфискаций костелов в пользу Киевской метрополии и тому подобных мероприятий с религиозной окраской. Даже изгнать евреев по примеру многих просвещенных европейских монархов, и то было проблематично, ибо - "равно и милостиво относясь ко всем своим подданным, да буду я прибежищем справедливости".
– Так чего же ты от меня хочешь? Щедрое предложение епископа Виленского, будучи воплощено, послужит лишь к вящей славе и пользе всей моей державы.
Нахохлившись наподобие очень старого ворона, предстоятель отгородился от Дмитрия гладким хрусталем на тонкой витой ножке. Помолчал, затем пожевал губами и тихо спросил, не рассчитывая на внятный ответ:
– Как же тогда, государь?
Откинувшись на удобную спинку Малого трона, молодой Рюрикович с философскими нотками в голосе напомнил: