Великий князь
Шрифт:
– Ты уже знаешь, что подаришь? А как нарядишься?
Евдокия слегка растерянно помотала головой, разом позабыв о своих обидах.
– Ничего, успеешь. Кстати, а ты не думала устроить у себя в покоях небольшие посиделки? Позвала бы только тех княжон и боярышень, кого хочешь видеть, похвасталась бы перед ними своими вышивками и украшениями, книжками да игрушками...
Вообще-то, такие вопросы находились в полной власти великой княгини: с кем дружить, во что одеваться и чему учить падчерицу должна была определять именно она. Но, как уже говорилось, государыня Мария Темрюковна вспоминала о существовании падчерицы крайне редко - в основном тогда, когда царская семья полным составом собиралась за праздничным столом. Еще насчет гостей царевны могла
– Н-но как же?..
Погладив окончательно растерявшуюся Дуню по голове, старший брат мягко улыбнулся:
– Я разрешаю.
Два коротких слова заключали в себе очень многое. В первую очередь ответственность перед единственным мужчиной, только и имеющим право распоряжаться на женской половине Теремного дворца, великим государем Иоанном Васильевичем - и если царственному родителю не понравиться подобная самостоятельность его первенца... Выговор тот получит знатный. Во вторую очередь они означали неизбежное недовольство великой княгини Марии Темрюковны. В-третьих, небольшой переполох на поварне и среди челяди царевны. Ну, и в-четвертых - целую кучу хлопот для родовитых княгинь и боярынь, между которыми неизбежно развернется тихое, но крайне жесткое соперничество. За самый красивый наряд и украшения, приятственность облика и разумность речей... И разумеется - за внимание, которого их дочки смогут добиться от хозяйки девичника.
"Ух, какой я злодей!.. Такую волну сплетен и пересудов разом запускаю, аж гордость берет".
– Пойдем.
Доведя сестру до Золотых ворот женской половины, Дмитрий отпустил заодно и княжича Мстиславского - порадовать матушку нежданной радостью и честию скорого визита царевны. Подозвал стражника, коему доверил нести небольшую шкатулочку с опасным содержимым, забрал ее и не торопясь дошагал до покоев отца.
– Батюшка?..
– А, Митька.
Правитель царства Московского был изрядно не в духе, что сильно сказалось на целостности зажатого у него в кулаке листа пергамента. Не в лучшую сторону, разумеется.
– Садись поближе. Да пес с ней, этой рухлядью, на пол сбрось! Что там у тебя?
Откинув вместо ответа крышку деревянного хранилища, сереброволосый алхимик позволил скользнуть солнечным лучам и отцовскому взгляду по округлым бокам трех изящных флакончиков и трех же небольших колб - а затем двинул шкатулку вперед. Потерев лоб, на котором уже отпечатались первые морщинки, царственный родитель задумчиво хмыкнул, и как-то резко успокоился.
– Вот здесь, батюшка.
Из ферязи на свет божий вынырнул сложенный вчетверо листок бумаги и аккуратно прикрыл собой аптекарское стекло.
– Подробно расписано, как и что применять.
Небрежным касанием прикрыв шкатулку, а затем и убрав ее в недра письменного стола, Иоанн Васильевич внимательно поглядел на сына, выискивая в нем что-то, только ему самому и известное. Печально вздохнул, искренне сожалея, что своими руками лишает первенца последних крох счастливого детства... И жестко изогнул уголки губ, вспомнив причину, по которой и призвал наследника к себе:
– На-ка вот, почитай, о чем иные бояре меж собою шепчутся.
Аккуратно развернув большую грамоту, Дмитрий внимательно и очень быстро "проглотил" ее содержимое.
"Опять зад удельного князя Старицкого без его ведома к царскому трону примеряют? Козлы родовитые, только и знают, как своими разговорами отца провоцировать!..".
– А вот что прознатчики литовские доносят.
Прочитав довольно лаконичное послание, царевич вопросительно изогнул соболиные брови:
– Батюшка, так я же еще тогда говорил, что они не успокоятся?.. Не получилось достать ядом через книгу, так еще что придумают...
Еле удержавшись от свирепого оскала, московский властитель нарочито-медленными движениями огладил рыжеватую бороду и ласково улыбнулся:
– А напомни-ка мне, сыно. Что ты там для Жигимонтишки предлагал?..
***
– Ваше высочество, нельзя ли повернуть голову чуть-чуть правее? Благодарю вас.
Тем не менее, венецианский художник Якопо Робусти, более известный как Тинторетто, никакого неудобства не ощущал - ибо был занят привычным, и что более важно, любимым делом. Всего год назад он соблазнился предложением владыки московитов, покинув свою прекрасную родину ради высокой цели - основать в дикой северной стране лучшую во всем цивилизованном мире школу живописи. Имени себя, разумеется. И надо сказать, что все его надежды покамест оправдывались - приняли его хорошо, разместили еще лучше, а уж количество заказов и вовсе превысило все мыслимые пределы! Настолько превысило, что Робусти даже отписался парочке знакомых художников, с которыми некогда постигал тонкое искусство живописи под началом самого Тициана Великого - все равно на несколько ближайших лет он будет занят исключительно портретами царской семьи... Оглянувшись на тихий звук шагов, Тинторетто увидел как девятилетний инфант Теодоро с приветливой улыбкой ему кивнул, блестящим от любопытства взором рассматривая наполовину готовый семейный портрет. С должным почтением поприветствовав члена августейшей фамилии, мэтр позволил себе ответно-добродушную улыбку - все же мальчик проявлял к его творчеству неподдельный интерес, к тому же имел отличные способности к рисованию. В хорошем темпе проработав полчаса, Якопо столкнулся с необходимостью основательно пополнить запас краски на палитре. Повернулся к столику со всеми принадлежностями своего ремесла - и без промедления отвесил новый поклон, причем гораздо ниже и дольше первого. Уж больно внимательно его разглядывал инфант Джованни, средний из трех сыновей государя Московии. Так внимательно, словно приценивался, как бы сподручнее ткнуть стилетом!..
– Брр!..
Побурчав себе под нос (тихо-тихо) и удивляясь столь странной привычке бесшумного передвижения, венецианец протер кисти - после чего и продолжил отточенными движениями переносить на подготовленный холст удивительно гармоничные черты лица тринадцатилетнего принца крови Деметрио. Заодно мысленно прикидывая, как же именно ему исхитриться передать чудесный и невиданный доселе цвет его волос. Цвет живого серебра! Честно говоря, в сочетании с поразительно ярко-синими глазами и временами исходящим от него ощущением мягкого покоя, наследник трона сильно походил на ангела, спустившегося в грешный мир...
– Отдай!
Рука невольно дрогнула, и оплошку тут же пришлось стирать специальной тряпочкой. Убрав лишний мазок, Якопо повел глазами в поисках источника столь звонкого голоса - им оказалась юная, и весьма сердитая инфанта Эудоссия.
– Дурак!..
Как раз вызволившая из рук старшего брата небольшой томик с целой кипой разноцветных закладок.
– А ты вредина книгочейная...
– Тише.
Тинторетто уже не раз становился свидетелем того, как быстро и беспрекословно младшие дети слушаются старшего принца крови. И постоянно замечал отблески искренней любви во взглядах двух мальчиков и обожание девочки - направленные на старшего брата. Довольно необычное явление для любой королевской семьи, где даже самый близкие родственники непременно интриговали друг против друга... Что же, уже сейчас можно сказать, что власть Деметрио будет крепка!..