Великий маг
Шрифт:
Одно время, говорят, даже резко снизилось число перверсий. Одно дело, если болен и ничего не можешь сделать со своей предрасположенностью к гомосексуализму, другое – если балуешься от сытости, ищешь новых ощущений. Этим пришлось в большинстве отказаться, ведь большой разницы, собственно, нет, трахнешь ты в анус женщину или мужчину, но в последнем случае попадаешь на особый лист… Вернее, в особый файл. И пусть в обществе громогласно провозглашена свобода всех этих отношений, но надо считаться и с глубоко скрытым неприятием гомосеков, так что
Она вошла в комнату, свежая, легкая. На меня пахнуло волной прохлады, ароматных запахов. В ванной таких нет, явно принесла с собой, зараза, как и успела, я ничего не заметил.
– Уже просмотрели, Владимир Юрьевич?
– Знакомлюсь, – буркнул я.
– И как вам?
– Еще не определился, – сказал я важно.
– О, вы тугодум?.. Впрочем, это я уже заметила.
Она снова в одних трусиках, что не трусики вовсе, а ниточка для поддерживания олдейса, и, конечно, без лифчика. Омытые холодной водой тугие груди напряглись, застыли, как вырезанные из мрамора, даже не колышутся, отвлекая от великих мыслей.
Я вперил глаза в лист бумаги, но видел всем существом, как она села напротив, легкая и прохладная, смотрит на меня так же изучающе, как я… должен смотреть на бумаги. В этом какой-то подвох, не могут такие эффектные женщины быть доступны таким, как я. Нет, понимаю прекрасно, что самый великий человек на свете – я, но понимаю так же трезво, что остальное людство до понимания такой простой истины еще не доросло, и потому у какого-нибудь банкира или хозяина большого рынка куда больше шансов заполучить таких женщин, покупая их внимание «мерсами», особняками, виллами в экзотичных морях, бриллиантовыми колье…
Все-таки боковым зрением я видел, как ее красиво очерченная грудь вызывающе смотрит прямо на меня, в неловкости поерзал, Кристина спросила ангельским голоском:
– Что-то не так?
– Все так, – ответил я, старательно изучая бумаги, потом наконец оторвал от них взгляд и прямо посмотрел ей в лицо, – но вы можете поверить, я не пользуюсь фильтрами…
Она отмахнулась с великой беспечностью.
– Ничего, я настолько привыкла, что сейчас подростки видят сквозь одежду, что начала воспринимать одежду без всякой ритуальной подоплеки, а просто как защитную оболочку от холода или пыли. Но сейчас жарко… да и пыли у вас немного.
– Совсем нет, – заверил я невольно. – Кондишен исправен. Да, конечно, располагайтесь, как вам удобнее.
Она и расположилась: руки забросила на спинку кресла, ноги раздвинула: жарко, ляжки не слипаются от пота, мои глазные яблоки то и дело поворачивало как магнитом, я затрачивал титанические усилия, чтобы смотреть либо в бумаги, либо снова ей в лицо, не зацепляясь взглядом за выпуклости.
Кристина внезапно расхохоталась.
– Я пока в лифте ехала, разговорилась с одним…
– Ну, – сказал я саркастически, – это называется разговорилась? Я знаю и другие синонимы…
– Да нет, в самом деле
Я спросил с интересом, каждому любопытно, когда говорят о нем:
– Кем же?
Она сказала с удовольствием:
– Собачником!
Я пожал плечами.
– Ах, как вы меня удивили. А я кто?
– Писатель, – ответила она уверенно. – Сильнейший… хотя непонятно, почему.
– В этом мире много непонятного, – ответил я и добавил: – Горацио.
– Но все-таки… всего лишь собачник! Вас это не задевает?
– Нисколько, – ответил я и снова опустил взгляд на бумаги.
– А не хотелось бы, чтобы все указывали на вас пальцами… ладно, пусть взглядами и перешептывались за спиной: вон идет знаменитый писатель Владимир Факельный?
– Нет.
Она покачала головой, в глазах растущее недоверие.
– Вот уж позвольте сказать, что вы, дяденька, брешете. Такого быть не может.
– Можете проверить меня на любом детекторе лжи, – сказал я совершенно искренне. – Мне это до фени.
Снова она не поверила, но мне по фигу. Я-то знаю, что я намного больше, чем писатель. Настолько намного, что с той высоты разница между писателем и собачником просто незаметна.
Кристина сказала с улыбкой:
– Владимир Юрьевич, я же умная женщина…
Я насторожился.
– И что из этой гипотезы следует?
– Что со мной можно держаться как угодно глупо.
Это был намек, даже легкое обвинение, что я держусь не так, как правильно, а на меня это действует, как красная тряпка на быка..
– Да? – переспросил я. – Тогда, Кристина, очень прошу, не поленитесь дозвониться до сантехника. Что-то на кухне вода начала протекать! Позвоните, хорошо? А то, когда звоню я, телефон всегда занят.
Она удивилась:
– Да там всего-то делов – прокладку поменять! Дайте ключ… в смысле, гаечный, я сама все сделаю! Или и ключа нет? Как же вы живете?.. Всегда вызываете специалиста?
– Жизнь слишком коротка, – сказал я, – чтобы самому делать то, что за деньги сделают другие. И вообще у меня руки растут из того же места, что и ноги.
Она упрекнула:
– Вы слишком часто говорите парадоксами! Вас трудно понять.
– Парадокс, – объяснил я мирно, – это истина, поставленная на голову, чтобы на нее обратили внимание. Вам чего-нибудь принести?
– Сюда? – удивилась она. – Кровать? Да пусть стоит там, в спальне. Когда захотите, просто кивните, а пока давайте о деле. Я просто уверена, что вам очень нужно встретиться с читателями. Если так уж в лом, как вы изволите выражаться, то надо дать виртуальное интервью. Сейчас вошли в моду чаты. Устроим чат с посетителями. Вот сегодня ко мне сами обратились держатели крупнейшего сервера фантастики…
– В жопу, – ответил я лаконично.
Она отстранилась, посмотрела на меня из-под высоко вздернутых бровей, изогнутых, как лук Робин Гуда.