Великий Мао. «Гений и злодейство»
Шрифт:
После ухода Гао я долго не мог уснуть, настроение у меня резко испортилось. В конце концов решил срочно доложить об этом в Москву.
На следующий день стали ко мне ходить китайские представители, в том числе Лю Шаоци, с объяснениями по поводу портретов. Говорили, что решили их снять по причине плохого качества. В конце концов, хоть я и не хотел, пришлось по этому поводу объясняться с Мао Цзэдуном. Мы с ним договорились, что портреты Сталина не будут снимать в советских воинских учреждениях, в смешанных советско-китайских учреждениях, а также в китайских партийных и комсомольских комитетах.
На другой день пришла телеграмма от Сталина. Он поддержал линию Мао Цзэдуна и Лю Шаоци, осудил Гао Гана. Меня это тогда очень поразило. Потом, по прошествии времени, я лучше стал понимать происшедшее. Я ведь отлично по своему опыту знал, что Сталин людей, или, лучше сказать, по его мнению, людишек, воспринимал только кучно, как муравьиную массу, а не как личностей. Для него
Я с этой телеграммой пошел к Мао Цзэдуну, однако ту ее часть, где Сталин осуждал Гао Гана, читать ему не стал. Каким-то образом кто-то об этом пронюхал и сообщил в Москву. День спустя поступил оттуда грозный запрос, мне снова пришлось идти к Мао и на сей раз довести до него весь текст. Мао был очень доволен подобным дополнением. К сожалению, и на этом не закончилась история с портретами.
В начале декабря 1949 года, когда мы с Мао Цзэдуном ехали в Москву для переговоров со Сталиным, Мао приказал сделать остановку в Мукдене (Шэньяне) и пригласил меня осмотреть город. Вскоре я понял причину этой непредвиденной остановки – он хотел убедиться в том, как выполняется решение Политбюро о портретах. На всех больших домах в Мукдене были большие портреты Сталина в форме генералиссимуса, а портретов Мао Цзэдуна нигде не было. Мао был явно раздосадован. Когда вернулись на вокзал, секретарь горкома ему доложил, что трудящиеся северо-восточных провинций и лично товарищи Гао Ган и Линь Бяо подготовили целый вагон подарков к 70-летию товарища Сталина и этот вагон уже прицеплен к его поезду. Мао в ответ заявил: «Вагон отцепить, подарки выгрузить. Половину отвезете на квартиру к Гао Гану, другую половину – к Линь Бяо. И сообщите этим товарищам, что мы везем подарки товарищу Сталину от всего Китая и что Маньчжурия пока что принадлежит Китаю»…
Последний смертельный удар был нанесен по Гао Гану во время визита Мао в Москву. Накануне визита я начал писать для Сталина подробный доклад о положении в Китае и завершил его уже в поезде. Там я сравнивал реальные действия Мао и его соратников по основным вопросам внутренней и внешней политики с теми советами, которые давал им Сталин. В этой связи я высказывал довольно острые критические замечания в адрес китайских руководителей. В феврале 1950 года, незадолго до отъезда Мао Цзэдуна из Москвы обратно в Пекин, я узнал о том, что Сталин передал Мао этот мой доклад, а также другие шифровки, где тоже были критические сообщения в адрес ЦК КПК. Это было бы еще полбеды, но он одновременно вручил Мао папки с информациями Гао Гана, которые тот посылал лично ему.
Много позже факт передачи Сталиным Мао Цзэдуну этих документов подтвердил и А.И. Микоян. 25 июля 1967 года в беседе со мной он сказал, что до сих пор не может найти объяснения и оправдания этому поступку Сталина, безусловно ставшему одной из причин для последующих гонений на Гао Гана. Мне же с самого начала было ясно, что этот поступок Сталина фактически предрешает участь Гао Гана.
С точки зрения Мао, Гао Ган был человеком ненадежным, пытавшимся опереться на Сталина для укрепления собственных позиций. Пока Сталин был жив, он его еще терпел, а как только Сталин умер – рассчитался с ним». [361]
361
Проблемы Дальнего Востока. 1991. № 6. – С. 88—91.
Комментируя высказывания И.В. Ковалева, С.Н. Гончаров, в частности, отмечал следующее:
«В 1958 г. во время конференции в Чэнду Мао Цзэдун заявил: «Сталин очень любил Гао Гана и специально подарил ему автомобиль. Гао Ган каждый год 15 августа (дата начала боевых действий Красной Армии в Маньчжурии) отправлял Сталину поздравительную телеграмму» [362] . В этой фразе сквозит едва скрываемая неприязнь Мао к «особым отношениям» между Гао и Сталиным».
362
Мао Цзэдун сысян ваньсуй! – Да здравствуют идеи Мао Цзэдуна! – Токио, 1969. – С. 163.
И далее:
«Сведения о передаче Сталиным материалов И.В. Ковалева и Гао Гана Мао Цзэдуну содержатся в воспоминаниях Н.С. Хрущева. При этом следует иметь в виду, что американские издатели воспоминаний допустили серьезную ошибку, указав, что «советским представителем в Китае», о котором идет речь в данном фрагменте, был А.С. Панюшкин. На самом деле здесь Хрущев безусловно имеет в виду И.В. Ковалева. Хрущев сообщает следующее: «…B то время Сталин назначил специалиста-железнодорожника, который во время войны был народным комиссаром. Я забыл, как его зовут, но помню, что после того, как японцы были разбиты в Северном Китае, Сталин отправил этого человека, чтобы
Этот наш представитель начал присылать нам большое количество сообщений, где говорилось о том, что среди членов китайского руководства многие испытывают сильную неудовлетворенность в отношении Советского Союза и нашей партии. Он, однако же, сообщал, что открыто выступают против нас Лю Шаоци, Чжоу Эньлай и другие люди. Мао не было среди тех, на кого он указывал, но он и не предпринимал никаких мер для пресечения распространявшихся в Китае антисоветских настроений. Сталин передавал нам некоторые присылаемые этим послом материалы, поэтому мы знали об их содержании.
Совершенно ясно, что очень многие сведения о настроениях в КПК присылались нам Гао Ганом, тогда он был членом Политбюро и Председателем Северо-Востока. Там у него были самые тесные связи с нашими представителями. Однажды в штаб-квартире Гао Гана в Шэньяне проводили праздничный военный парад. Некоторые китайские руководители были возмущены тем, что мы вооружали армию Мао советскими танками, побывавшими в ремонте. Они возмущенно заявляли: «Русские сбывают нам старые, поломанные танки»… Сталин задумал снискать доверие и дружбу Мао, поэтому передал Мао его (т. е. И.В. Ковалева) доклады относительно его бесед с Гао Ганом и заявил: «Вот, возьмите, возможно, вас заинтересуют эти вещи» [363] . В общем воспоминания Хрущева совпадают со сведениями И.В. Ковалева. Следует только отметить, что в них есть отдельные мелкие неточности. Так, например, по сообщению А.М. Ледовского, который в то время был советским генконсулом в Шэньяне, он был свидетелем упомянутого в сообщении инцидента с танковым парадом. По его словам, критика в адрес состояния советской военной техники раздалась не со стороны китайцев, а со стороны советского военного специалиста, полковника, который в связи с этим немедленно был отозван в Москву.
363
Хрущев Н.С.Цзуйхоу иянь. Хэлусяофу хойи лу сюйцзи – Последний завет. Продолжение воспоминаний Хрущева. – Пекин, 1988. Т. 1. – С. 246—247.
Китайская версия этого эпизода приводится Бо Ибо: «Как раз в это время (24 декабря 1949 г.) Главный советник в Китае, сопровождавший председателя Мао, Ковалев зачитал Сталину свой письменный доклад «Относительно некоторых направлений политики ЦК КПК и практических проблем». В докладе говорилось: внутри КПК, среди членов ЦК есть некоторые люди, которые в прошлом были проамериканцами, антисоветчиками, сейчас руководство ЦК поддерживает их. Лю Шаоци организовал и возглавил безосновательную критику Гао Гана. В составе Центрального Народного правительства слишком велик удельный вес демократических деятелей, на самом-то деле оно превратилось в ассоциацию различных партий и т. п. Говорят, что этот доклад был составлен на Северо-Востоке по материалам, представленным Гао Ганом. (Это поясняет, что уже начиная с тех времен Гао Ган начал творить смуту внутри партии.) Этот доклад неверно отражал политическую жизнь в высшем эшелоне нашей партии, можно даже сказать, что вносил разброд в ЦК нашей партии, сыграл очень негативную роль. Возможно, в связи с этим, после того как председатель Мао приехал в Китай (очевидно, ошибка; должно быть, по смыслу в Москву. – Ю.Г.), на протяжении определенного времени советская сторона не слишком проявляла инициативу, а председатель Мао безвылазно сидел за закрытыми дверями. Председатель Мао излил свой гнев перед советскими сопровождающими лицами, заявив: «Мы прибыли в Советский Союз отнюдь не специально для того, чтобы поздравить (Сталина) с днем рождения, нужно еще обсудить важные проблемы двусторонних отношений». После того как Сталин об этом узнал, сразу провел с председателем Мао переговоры, а также передал председателю Мао этот доклад главного советника Ковалева, увеличив тем самым взаимопонимание и взаимное доверие (хотя некоторые подозрения и не были рассеяны окончательно)». [364]
364
Бо Ибо.Жогань Да Цзюецэ юй Шицзянь ды Хойгу – Воспоминания о некоторых важных решениях и событиях. – Пекин, 1991. Т. 1. – С. 40—41. По мнению С.Н. Гончарова, «версия Бо Ибо в общем не противоречит сообщению И.В. Ковалева, хотя некоторые моменты в ней вызывают сомнения. Например, вряд ли правомерно приписывать недоверие Сталина к Мао только влиянию доклада И.В. Ковалева. Корни этого недоверия лежат весьма глубоко, и проявилось оно не после 24 декабря 1949 г., когда Сталин ознакомился с докладом, а с момента первой встречи двух лидеров 16 декабря». (Проблемы Дальнего Востока. 1991. № 6. – С. 92—93.)