Великий Мао. «Гений и злодейство»

Галенович Юрий Михайлович

Эдгар Сноу писал, что Агнесса Смедли выросла среди ковбоев Запада. Она обожала «кантри мьюзик» – американские народные песни и мелодии. Под эту музыку она и учила пришедших танцевать. Сначала мало кто из девиц осмеливался прыгать в этих танцах, построившись в квадрат. Чаще выходили плясать только мужчины. Агнесса Смедли говорила, что после каждого такого урока у нее ощущение, как будто бы ноги ей оттоптала целая дивизия. Напомним, ей было тогда 44 года. Волосы ее начали седеть, но энергии было как у ребенка. Она умела создать на этих танцевальных вечерах такое же оживление, как на первоклассных вечеринках где-нибудь в Нью-Йорке.

Агнесса Смедли играла с огнем, с пороховым зарядом. Но она как будто бы и не понимала

этого. Она была упряма и не желала считаться с сопротивлением. Вне всяких сомнений, ее феминистская позиция относительно брака и свободы в отношениях мужчин и женщин делала ее слепой. Танцевальные вечера накаляли атмосферу в яньаньских пещерах. Агнесса Смедли и ее очаровательная партнерша У Лили подвергались все более острой критике со стороны товарищей-женщин в Яньани. В июне 1937 г. ситуация достигла пика и прорвалась в крайне необычной форме. Агнесса Смедли рассказала о случившемся Эдгару Сноу, который описал это в записях, изданных уже после смерти Агнессы Смедли.

Яньаньские женщины начали примечать, что их мужчины ведут себя не столь послушно, как раньше. Они подозревали, что корень зла здесь Агнесса Смедли. С той поры они запрещали мужьям проводить время в беседах с американкой. Говорили, что жене Чжу Дэ, которая и сама была закаленным бойцом, не нравилось, что ее муж в одиночку навещал Агнессу Смедли и надолго засиживался в ее пещере. Кан Кэцин высказала свои мысли в разговоре с мужем. Чжу Дэ с улыбкой поведал об этом Агнессе Смедли. Та широко раскрыла от изумления свои серо-голубые глаза и спросила Чжу Дэ: «Да разве это не проявление буржуазной идеологии считать, что когда генерал и женщина находятся где-то вместе, то между ними может происходить только одна вещь?» Более всех невзлюбила Агнессу Смедли жена Мао Цзэдуна Хэ Цзычжэнь. Агнесса Смедли без обиняков заявляла, что Хэ Цзычжэнь живет как монашка в монастыре и совсем не готовится приобрести качества, необходимые супруге вождя революции. Она демонстрировала эту свою позицию, невзирая на недовольство Хэ Цзычжэнь. И хотя конкретных ссор между женщинами не возникало, накопилась немалая обида, переросшая в ненависть.

Агнесса Смедли любила подтрунивать над молодыми и боязливыми в семейной жизни членами партии. Полушутя она говорила им, что если уж они не способны освободить себя из-под женского ига, то почти наверняка не сумеют освободить Китай. Школа танцев Агнессы Смедли стала последней каплей. Взбешенные жены в конечном счете открыто выступили против нее.

Здесь мы не должны забывать о том, что Красная Армия лишь недавно завершила свой длительный переход. Многие погибли в том походе. Остались в живых всего несколько десятков женщин. И все это были либо теперешние, либо будущие жены руководителей Красной Армии.

Когда Яньань стала красной опорной базой, женщин – кадровых работников партии – можно было пересчитать по пальцам. Крестьянки из окрестных сел были политически отсталыми, да и внешне они не были привлекательны. Они не могли быть соперницами женщинам из КПК. Поэтому женщины-кадровые работники легко взяли в руки своих мужей. Тут безотказным и стопроцентно эффективным оказалось традиционное средство. Стоило только женщинам не подпускать к себе мужей, и они тут же достигали своих целей, мужчины тотчас соглашались подчиняться им. Некоторые женщины перестали обращать внимание на свою внешность, считая, что забота о длинных волосах – это буржуазные предрассудки. Поэтому они либо отпускали до безобразия свои волосы, ходили нечесаными, либо отрезали косы. Были среди них и женщины с маленькими ступнями, изуродованными бинтованием ног в детстве, они тем более были против всех этих новомодных танцулек.

В одном из своих писем Агнесса Смедли писала: «Мао говорил, что эти женщины не умеют танцевать, поэтому все они против танцев». Она также подчеркивала: «До сих пор я все еще так и не смогла с помощью

танцев совратить, разложить Мао. Но девять из десяти за то, что это мне сделать удастся. Он хочет учиться танцевать и петь, что может ему понадобиться при выездах за границу. Поэтому он должен изучать новейшие танцы, в которых каждый движется самостоятельно. Я думаю, что если у него появится возможность путешествовать, он будет вынужден оставить жену дома. На протяжении нескольких последних недель у него наблюдается явный прогресс в стихосложении».

Эдгар Сноу отмечал, что ему ничего не было известно об У Лили, поэтому он и не мог понять намеки в письме Агнессы Смедли. Дело в том, что, говоря об упражнениях Мао Цзэдуна в стихосложении, Агнесса Смедли имела в виду развитие отношений Мао Цзэдуна с У Лили.

У Лили была звездой вечеров танцев и «вечеров дружбы». Как-никак она была первой актрисой «Нового театра» в Яньани. Она играла главные роли в спектаклях западного репертуара. У Лили выглядела принцессой на фоне мужеподобных яньаньских женщин, она действительно могла соперничать с лучшими красавицами в истории Китая.

Беседы Агнессы Смедли с главными руководителями в Яньани переводила большей частью У Лили. Агнесса Смедли и Лили хорошо сотрудничали. Они сблизились, стали подругами и жили вместе в одной двухкомнатной пещере. У каждой была своя комната: у Агнессы в глубине, а у Лили – возле дверей. Часто, когда руководители без жен навещали Агнессу Смедли, чтобы по сути дела повидаться с Лили, Агнесса играла роль прикрытия компаньонки.

Стояла весна. Цвели яблони. Зеленели поля. После многолетних боев Мао Цзэдун получил возможность читать и писать свои политические и философские статьи. Но мало кому было известно о том, что когда солнце опускалось за вершины гор и перед тем, как начать работать по ночам, Мао Цзэдун еще и занимался стихосложением, выступая в качестве учителя и руководителя Лили. Он в сопровождении телохранителя приходил в пещеру Агнессы Смедли. Пили чай и рисовую водку, беседовали на различные темы. Мао Цзэдун проявлял огромный интерес к тому, как построена жизнь за рубежами Китая, подробно расспрашивал Агнессу Смедли о ее американской жизни. Интересовался тем, действительно ли она сама переживала такую же красивую, такую же романтическую любовь, какая описана Байроном или Шелли?

Агнесса Смедли рассказывала ему о своем браке, а также о том, как они с мужем как близкие люди и товарищи вместе боролись за свободу Индии. Говорила, что ее муж был истинной любовью в ее жизни. Мао Цзэдун пожелал узнать, какой смысл вкладывала Агнесса Смедли в слово «любовь», что это понятие означало для нее, как они с ее мужем выражали эту самую «любовь» в обыденной, в повседневной жизни, и как же так могло получиться, что они ссорились и дело дошло до развода, если брак связал их плоть и души.

Впоследствии Агнесса Смедли рассказывала: «Я была поистине поражена его просто детским интересом к этим вещам». Она также говорила мне, писал Эдгар Сноу, что Мао Цзэдун признавался ей, что не знает и не понимает, действительно ли может существовать такая классическая образцовая любовь, о которой он читал в западных романах? Он очень хотел понять и узнать, какова же она, в конце концов. «Среди людей, которых ему довелось встречать, я была, – утверждала Агнесса Смедли, – в его глазах первым человеком, который сам испытал такого рода любовь. Он будто бы чувствовал, что ранее в своей жизни что-то упустил, совершил какую-то ошибку. При этом создавалось впечатление, что У Лили пробудила в нем иллюзии, мечты о таком прекрасном высоком и благородном чувстве». При его беседах с Агнессой Смедли У Лили всегда играла роль только человека, который передавал слова от одного из собеседников другому. Поэтому можно высказать лишь предположение о том, что некоторые вопросы, которые Мао Цзэдун адресовал Агнессе Смедли, были заданы им самой У Лили.