Великий полдень
Шрифт:
Я наклонился к мальчику и поинтересовался, как он устроился в Пансионе.
— Классно, — без колебаний ответил он.
Я не выдержал и улыбнулся:
— Правда?
— А как же иначе! — воскликнула Майя, как будто ей послышалась в моем вопросе какая-то ирония. — Петенька у нас первый воспитанник! У него своя небольшая комната, чудесная, с окном в парк. В комнате столик для занятий, кроватка, книжные полки…
— Ты не скучаешь? — Я снова взглянул на мальчика.
Этот вопрос, пожалуй, был действительно не слишком уместен, но мальчик ничуть не смутился.
— Я ведь теперь не один, — сказал он. — У нас тут теперь своя компания.
— Ну конечно, — горячо подхватила Майя, укоризненно взглянув на меня: как я не понимаю таких простых вещей, — у нас теперь в Пансионе девять человек воспитанников.
— Ясно, — сказал я.
— Я бы и сам с радостью перебрался в Деревню, — покачал головой о. Алексей, поглядев на свою попадью, которая на этот раз прикусила язык. — Хоть бы в этой часовенке служить.
— В чем же дело? — спросил я.
— Не могу Папу одного в Москве оставить.
— Почему же одного? Да и что ему там одному сделается?
— Время смутное, — уклончиво сказал о. Алексей. — Мало ли что. Темные силы так и свищут… — Тут о. Алексей многозначительно кивнул в сторону быстро удалявшегося кладбища. — Теперь вокруг Москвы самый шабаш затевается.
— Неужели? — искренне забеспокоился я. — Может, еще как-нибудь обойдется?
— Не обойдется. По всему видно, сроки подошли, — покачал головой бывший инженер-механик и перекрестился.
Я хотел еще немного порассуждать насчет Божьей милости и попустительства, но прикусил язык, вспомнив о том, что только что наблюдал на кладбище: прорыв пресловутой оболочки в темную бездну со зловещим «чвак-чвак».
Когда наблюдаешь этот окончательный результат индивидуального человеческого бытия, любые, даже самые странные, невероятные и парадоксальные обстоятельства теряют всякий смысл. Опыт смерти есть сугубо отрицательный опыт. Вроде черной порчи. Ничего поучительного для живой души. Если кто и утверждает, что смерть и счастье уживаются рядом, не верьте, это ложь. Счастье живет далеко от смерти. Само размышление о ней злокачественно. Более того, вспомнив мельком о наших с доктором прошлых многословных разговорах на «религиозные и мистические темы», я снова подумал, что, заводя такие разговоры о жизни и смерти иногда довольно циничные, иногда весьма искренние, мы были похожи на маленьких детей, которые с замирающим сердцем разбегаются, чтобы спрятаться, пока некто ведет свой счет. Мы бежали и бежим, чтобы спрятаться от собственного страха. И совершенно по-детски все надеемся в душе, что нам-то как-нибудь удастся отсидеться в укромном месте, что изобретут же когда-нибудь что-нибудь чудодейственное, чтобы не было этого ужасного «чвак-чвак». Каждая новая встреча со смертью не воспитывает в нас привычки и стойкости. Однако в конце концов спасительно-утешительная идея почти всегда отыскивается. Если не в ортодоксально-религиозном духе, то хотя бы в виде идеи о неизбежности будущих воскрешений. Может быть, это помогает жить, но, увы, не умирать…
Затем, как полагается, состоялись поминки с блинами. Тут же, в Деревне. Блинцы были дрожжевые, прежирные и очень ароматные. И, конечно же, под водочку. А может, водочка под блинцы. Не знаю, как правильно, в смысле последовательности.
Наши старички поохали, поговорили о смерти, посетовали на ужасные времена, на то, что врачи теперь не те, вместо них все электроника, компьютеры, а с горбуном, царство ему небесное, хоть поговорить можно было по-человечески о жизни и смерти, и принялись сами себе измерять артериальное давление. Немного погодя, перекрестив на прощание нас и деток, о. Алексей вместе с попадьей спешно уехал обратно в Москву. Батюшка, как известно, почитал своей первейшей обязанностью находиться в Москве, если Папа был там. Верная попадья всюду следовала за мужем.
Впрочем, не обошлось без странностей. В самом начале, когда только садились за стол, Косточка уселся рядом с Альгой. Изумрудноглазая девушка приветливо ему кивнула:
— Как дела, Косточка?
Видимо, намерения у нее были самые миролюбивые. Они не виделись с самого Нового года. Мальчик пристально посмотрел ей прямо в глаза.
— Прекрасно выглядишь, Альга, — по-взрослому сказал он, не ответив на ее вопрос.
— Спасибо, спасибо, — улыбнулась Альга.
Косточка секунду помолчал, а
— Это когда я стану твоей? — снова улыбнулась Альга. — Ты все еще об этом мечтаешь?
— Мечтаете вы, взрослые, а я предпочитаю действовать, — усмехнулся он. Потом, снисходительно кивнув, заметил: — А ты, Альга, молодец, шустрая. Неплохо сегодня себя показала.
— Тебе так хочется во всем подражать Папе? Шустрая — это ведь, кажется, его слово.
— И доверять тебе можно, — продолжал Косточка, не обращая внимания на ее замечание. — Пожалуй, из тебя выйдет неплохая помощница и подруга. Вообще свой человек.
— Помощница и подруга? — Альга удивленно приподняла брови.
— Это у тебя в характере, верно?
— Ты думаешь?
— А ты что скажешь, Серж? — вдруг обратился ко мне мальчик, заметив, что я прислушиваюсь к их разговору.
Я наморщил лоб, пытаясь сообразить, что бы такое умное ему ответить, но Косточка только рукой махнул:
— Ладно, уважаемые, некогда мне тут с вами философствовать! — И потянулся за кувшином с клюквенным морсом.
Дети схватили по несколько блинов и разбежались по своим делам. Как я, увы, и ожидал, мой Александр по-прежнему предпочитал (или скорее, был вынужден?) остаться со взрослыми. Быстрого восстановления дружеских отношений с Косточкой, на которое я так надеялся, не произошло. Правда, и какого-то особо враждебного отношения к моему сыну, пока мы сидели за столом, я не заметил. Двумя-тремя фразами Александр обменялся с Петенькой. Причем, как я понял, речь шла о каких-то аспектах и нюансах компьютерной игры, за которой я застал сына накануне. Некоторую отчужденность между сыном и другими детьми можно было легко объяснить. Причина заключалась даже не в новогоднем инциденте, а в том, что теперь у новоиспеченных маленьких пансионеров действительно успела составиться своя компания. За считанные дни дети успели обособиться, почувствовали себя в одной лодке, каковой являлся Пансион. Теперь они были не такие уж вольные птицы. С самого утра шли занятия с учителями. По случаю поминок было сделано небольшое послабление и перерыв в занятиях. После игр по распорядку дня полагалось приступить к приготовлению домашних заданий. Дядя Володя неотлучно находился при детях — он позволил себе лишь глоток водки, закусив несколькими блинами, так что мне не удалось с ним толком поговорить. За столом он ласково потрепал моего Александра по плечу:
— Ну а ты, дружок, когда собираешься к нам?
— Не знаю, — пробормотал Александр и посмотрел на меня.
Мне не понравилось, что дядя Володя сует нос не в свое дело, но я не подал виду.
— Мы будем приезжать к вам в гости, — с независимым видом сказал я. — На выходные.
Я старался улучить момент, чтобы оказаться поближе к Майе. У меня уже составился определенный план. Я сообразил, что жена и Мама скорее всего приедут в Деревню лишь к вечеру, когда траурные мероприятия, за которыми наблюдала Альга, закончатся и она уедет. Поскольку завтра выходной, я мог с легким сердцем оставить Александра под присмотром наших старичков, а сам вместе с девушками, может быть, даже вдвоем с Майей, отправиться обратно в Москву.
Папы до сих пор не было. Он даже не сообщил, надолго ли задерживается и приедет ли вообще. Я решил, что он приедет вместе с Мамой.
Я спросил Александра, хочет ли он остаться здесь на выходные, и при этом я невольно взглянул на Майю. Александр тоже посмотрел на нее и, чуть-чуть покраснев, кивнул: да, хочет.
Но Майя определенно от меня ускользала. Она то заговаривала с просиявшим Александром, то о чем-то озабоченно переговаривалась с официантом-мажордомом Веней, то деловито и увлеченно обсуждала пансионерские дела с дядей Володей, то перешептывалась с Альгой… И вдруг Майя сама подошла ко мне и предложила прогуляться по особняку, чтобы продемонстрировать, какую работу она провела, приспособив особняк под нужды Пансиона. Было видно, что ей не терпелось похвалиться передо мной своими успехами и способностями. На этот раз, умудренный горьким опытом, я изобразил на лице исключительную заинтересованность и послушно последовал за ней. Александр, конечно, отправился с нами. К нам присоединилась Альга.