Великий раскол

Северцев-Полилов Георгий Тихонович

Мать встрепенулась, зажгла каганец, и мальчуган до тех пор не угомонился, пока она не показала ему его сапоги. Будущий полковник схватил сапоги в объятия и тут же крепко заснул.

На другой день, едва стало светать, вся казачья семья была уже на ногах.

Зима на дворе стояла крепкая, морозная, и свету было много.

Порасспросил Марисов, где живет Нухим, и отправился к нему с письмом от Мошки.

— Благо, — думал он, — порасспрошу его, как попасть в Молдавию, а оттуда доберусь и до Царьграда.

Пришел

он к Нухиму. Лучший заезд принадлежал ему.

Нухим был высокий и худощавый еврей средних лет. На нем был нанковый черный, длиннополый, двубортный сюртук; на голове соболья шапка; на ногах белые тонкие чулки и башмаки. Он только что возвратился из школы и на лбу его красовалось богомолье, а на плечах талар.

Встретил он вежливо казака Трохима, как представился ему Марисов, взял от него письмо Мошки и, прочитав его, сказал:

— Чудной мой Мошка: вин думае, что Москали здесь на вики засядут… и хочет вин для бояр маетности купить… И мене в спилку кличит… А вы звиткиля? — обратился он к Марисову.

— Я шляхтич, казак подольский… Був в полону у москалей, да дядька выручил… Я у самой границы… молдавской…

— Добре… так щожь? Вам подводы треба?..

— Ни, давайте з товарами…

— Добре, и то можно… На ярманку в Броды и Лемберг идут наши купцы… писле нидили…

Нухим объявил, что он устроил ему попутчиков за то, что он привез ему письмо от Мошки.

Несколько дней спустя к нему зашел Нухим и объявил, что попутчики имеются. Собирается целый караван евреев выехать вместе, и так как дороги не безопасны, то они очень рады, что будут иметь казака с собою.

Марисов обрадовался.

— Кажется, доберусь до Молдавии, — думал он, — а там, что Бог даст.

Начал он снаряжаться в путь, а хозяин его выехал в Чигорин, к гетману.

Несколько дней спустя Нухим к нему зашел и объявил, что на другой день до света евреи выезжают, и советовал, чтобы он с вечера с вещами явился к главному купцу Хаиму, его соседу, где соберутся все сани евреев.

Марисов простился со своими хозяевами и отправился к Хаиму.

Хаим накормил, напоил его и уложил на почетном месте спать.

Ночью его что-то душит и давит, он просыпается и — не верит глазам: руки и ноги у него скручены, и человек десять драгунов со зверскими лицами требуют, чтобы он следовал за ними.

XXVIII

Страстотерпец Федот Марисов

В санной кибитке мчат драгуны Марисова, сначала в Канев, а там в Чигорин. Здесь они прямо привозят его в гетманскую канцелярию, к писарю войсковому Степану Гречанину.

Гречанин видел Марисова в Москве, когда он посещал гетмана, и узнал его.

— Що вы наробыли, — воскликнул он. — Царь отписуе грамоту: вас задержать и отправить назад до Москвы.

— Ничего я никому не сделал, в царской службе не

служил, и могу себе ехать, куда мне угодно: никто возбранить мне не в праве.

Это озадачило писаря.

— Так выбачайте, вы кажите так и гетману… Я пийду и скажу ему.

Пошел писарь к гетману. Тот, после сильной попойки, разминал кости и, потягиваясь, кряхтел и зевал на своей постели.

— А що?.. пане Степане… сердце, голубко…

— Племянника Никона привезли драгуны…

— Чул… чул… добре… А що вин каже?

— Вин каже: на служби царской не состою и волен я йхать, куда хочу.

— А що з ним?

— Ничого…

— Да ты там пошукай…

— Да Бог з ним, пане гетман… Нам що?.. Колыб вин що наробыл на Москви — ино дило. А що з ним, нехай буде з ним. Ничого не отыскали и баста. Федот — племянник патриарха — грих его и выдати москалям…

— Эх, сердце голубко, Степане… Хоть бы бул ридный сын, — так мне що? Ты пошукай добре, и колы там що у него, так и отошли, и его, и що найдешь, царю… Мне що?..

— В Москви его и жечь, и кнутовать станут, смилуйтесь, пан гетман… В нем душа христианская. В служби он у патриарха Никона, и той нас анафемовать буде…

— Нехай анафемует… Що нам? Нам бы царю да боярам угоду зробить…

— Угоду? — вспылил писарь. — Вийско що скажет, колы узнаем, що мы да з Чигирина выдали москалям гостя… да еще служку и племянника Никона… Почитай вси святители взбуторажутся… Итак, пане гетман, гляди: черная рада чишней не хочет платить, вийско воевод не хочет принять, святители московского митрополита не хотят знать; а московские ратники молодиц от человиков отбирают, вдов бесчестят… И так смута в народи, а ты еще хочешь масла подлить: выдать посла Никона из Чигирина!

— Як вовка боятыся, так в лис не ходыть, — упрямился гетман.

Пожал плечами писарь и вышел от него с негодованием.

— А еще запорожец, да после и гостя выдае, — ворчал он и возвратился сердитый в канцелярию.

Не глядя в глаза Марисову, он прошел в свой кабинет и за ним последовал состоявший при канцелярии есаул Василий Федяенко.

— Уж вы, пан есаул, робыте, что гетман каже, а я руки мываю, — произнес он резко, опускаясь перед столиком своим на табурет.

— А що вин наказав?..

— Наказав, щоб шукалы у племянника Никона, мабудь вин мае що от патриарха… Якусь мабудь грамоту… альбо що ине?..

Есаул зачесал затылок, постоял с минуту и вышел нехотя.

В передней канцелярии он взял несколько казаков и вошел в ту комнату, где содержался Марисов…

У Марисова и руки, и ноги были связан ремнями.

— Обыщите его, — обратился к казакам есаул.

Марисов начал барахтаться и кусаться, но сила одолела: на шее, за сорочкою, у него нашли висящую сафьяновую сумочку, в карманах отыскали много золотых денег в кошельках.