Великий Сталин
Шрифт:
Но более странно и удивительно другое: ведь по свидетельству и Гусарова, и Булганина (пусть и в пересказе Жукова), и самого Хрущёва, гости Сталина начали разъезжаться ну никак не раньше 2 часов ночи. Так где стоял Егоров и что видел и чего не видел?
И как Егорова вообще понимать? Он сообщает, что сменился якобы утром 2 марта, ещё ничего не зная о переполохе на даче. И со слов Егорова получается, что «трагическая мартовская ночь» – это ночь с 1 на 2 марта.
Но ведь всё произошло вроде бы в ночь с 28 февраля на 1 марта?
Надеюсь,
О той ночи нам достоверно известно одно: что она была последней сознательной ночью в жизни Сталина и предвещала ему уже скорую смерть! Причём от рук кого угодно, но только – не Берии.
Но ещё об одной лжи мне рассказать придётся…
Вначале я сознательно не хотел при работе над своей книгой о Сталине обращаться к книге Сергея Хрущёва о его отце, Никите Хрущёве. Я отношусь к сыну Хрущёва с брезгливостью уже потому, что он покинул Россию. А знакомство с его книгой уважения к её автору не вернуло, зато ещё более усугубило чувство неприязни и отвержения.
«Яблоко», увы, упало от «яблони» недалеко.
Книга Хрущёва-младшего лжива на манер книг Волкогонова, Авторханова, Радзинского – то есть она лжива почти постранично, лжива даже тогда, когда автор пишет о том, что имело место в действительности.
При этом она неплохо разоблачает как героя книги, так и её автора. Показательный пример насчёт этого я приведу в последней главе собственной книге, а сейчас обращусь к тому месту воспоминаний Сергея Хрущёва, где он пишет о смерти Сталина.
Хрущёву-сыну в 1953 году было 18 лет, и он пишет вот что:
«…Последний раз отец ждал сталинского звонка в начале марта 1953 года, в воскресенье, первого числа. Накануне, вернее в то утро, он вернулся домой на дачу часов в пять ( Откуда это сыну известно? Он что – отцу в раннее воскресное мартовское утро дверь открывал, что ли? – С.К.), как обычно, когда ужинал у Сталина. Отец не сомневался, Сталин не выдержит одиночества выходного дня, затребует к себе ( н-да! – С.К.) Обедать отец не стал, пошёл пройтись, наказав, если позвонят оттуда, его немедленно поднять.
Такое распоряжение он сделал для проформы, все прекрасно знали, что надо делать в этом случае…»
Но позвольте – ведь Хрущёва вызвали к Сталину почти сразу после того, как он с «ближней дачи» уехал? Так когда же он «не стал обедать» и «прогуливался»? И какие он имел основания ждать нового «приглашения на гулянку», когда был прекрасно осведомлён о завтрашнем непростом заседании Президиума ЦК, перед которым Сталин
Но это не так уж важно, а важно свидетельство сына о том, что отцу после возвращения от Сталина и кусок в рот не лез, и на месте ему не сиделось, и звонка он ждал так нетерпеливо, что даже напомнил о том, что все и так знали…
Это ведь типичное поведение отравителя или соучастника отравления, ожидающего: вышло или не вышло?
Читаем далее:
«Звонка отец так и не дождался. Стало смеркаться, он перекусил в одиночестве и засел за бумаги. Уже совсем вечером позвонил Маленков, сказал, что со Сталиным что-то случилось. Не мешкая, отец уехал..».
Так что – прав был всё же охранник Егоров, и Сталину стало плохо не в ночь с 28 февраля на 1 марта, а в ночь с 1 на 2 марта? По Сергею Хрущёву выходит так, хотя на деле было всё же не так. Однако и это здесь не суть важно! Читаем далее:
«…Некоторое удивление вызвало скорое возвращение отца, он отсутствовал часа полтора-два… Молча поднялся в спальню и вновь углубился в свои бумаги (?! – С.К.).
Вторично он уехал почти к ночи и вернулся под утро. И только на следующий день он рассказал, что Сталин болен, состояние очень тяжёлое, и они с Булганиным будут дежурить по ночам у постели больного…»
Здесь опять хронология двух дней вывернута самым странным образом. Она дана не так, как она традиционно подаётся, да и не такой, какой она была на деле…
Но и это, пожалуй, не самое главное. И это ещё не всё! Сергей Хрущёв написал ведь и так:
«Вечером 5 марта 1953 года отец возвратился домой раньше… Он вошёл, устало сел на диван и вытянул ноги. Помолчал, потом произнёс:
– Сталин умер. Сегодня. Завтра объявят.
Он прикрыл глаза…
Я…, помявшись, спросил:
– Где прощание?
– В Колонном зале. Завтра объявят, – как мне показалось, равнодушно и как-то отчуждённо ответил отец. Затем он добавил после паузы:
– Очень устал за эти дни. Пойду посплю…»
Хрущёв за эти дни действительно не мог не устать очень – в любом случае, при любой внутренней нелюбви или даже ненависти к Сталину, он, как и его коллеги, перенёс немалые психологические нагрузки. Но даже его сын был обескуражен так, что и через много лет вспоминал:
«Я был растерян и возмущён: «Как можно в такую минуту идти спать? И ни слова не сказать о нём. Как будто ничего не случилось!» Поведение отца поразило меня…»
Вот так…
Вот так!!!
Даже сына поразило равнодушие отца в такую минуту… Да, для Хрущёва, как и для всех высших лиц в СССР, Сталин был фактически мёртв не первый день, и все они с ним про себя уже простились. Но сын-то узнал о смерти товарища Сталина вот только что… Для него-то это была новость ошеломляющая… И у якобы большевика Хрущёва не нашлось для сына-комсомольца в такую минуту ни одного слова!