Великий Сталин
Шрифт:
Не напоминает ли это уважаемому читателю нечто, знакомое до отвращения?
Но это ещё не все!
Сталин сказал и следующее:
«Можно ли считать такие отношения нормальными? Ни в коем случае, товарищи! Это обстоятельство учла наша Конституция, и она провела закон, в силу которого избиратели имеют право досрочно отозвать своих депутатов, если они начинают финтить, если они свертывают с дороги, если они забывают о своей зависимости от народа, от избирателей».
Вот бы такой закон, да «электорату» «демократической» «Россиянии» – если уж на нынешних «народных избранников» нет товарища
Глава тринадцатая
Строительство Державы
На XVI съезде ВКП(б) Сталин говорил: «Мы отстали от передовых держав на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние за 10 лет, или нас сомнут».
XVI съезд – это 1930 год, это съезд «развёрнутого наступления социализма по всему фронту».
1930 год минус сто лет – это 1830 год… Чуть ли не наполеоновская эпоха… Может, Сталин тут перебрал через край?
Что ж, пусть читатель судит сам, учтя, что даже в Австрии промышленных рабочих было в сороковые годы девятнадцатого века больше, чем в Российской империи в наиболее «пиковом» для её экономики 1913 году.
В начале двадцатого века расходы по народному просвещению на душу населения в России были в двенадцать раз меньше, чем в Англии… Длина железных дорог на ту же душу – почти в пятнадцать раз меньше, чем в США.
Причём российские железные дороги в отличие от европейских были сплошь однопутными, а половина паровозов приходилась чуть ли не младшими братьями паровозу Черепановых (два из трёх были построены до 1880 года).
Уже знакомый нам В. Гурко докладывал на дворянском съезде уполномоченным объединенных дворянских обществ:
«Все без исключения страны опередили нас в несколько десятков раз. Годовая производительность одного жителя составляла в России в 1904 г. всего 58 руб., в то время как в Соединенных Штатах она достигла за пятнадцать лет до того 346 рублей».
Неглупый, хотя нередко и ограниченный исследователь советской науки, профессор Лорен Грэхэм из США писал:
«Революции 1917 г. произошли в стране, находившейся в критическом положении. В общем, Советский Союз был отсталой и слаборазвитой страной, для которой скорейшее решение основных экономических проблем было жизненно необходимым. Как это часто бывает в слаборазвитых странах, которые всё же располагают небольшим слоем высокообразованных специалистов, предыдущая научная традиция России имела преимущественно теоретический характер».
Грэхэм попал здесь, что называется, «в точку». В 1913 году российские вузы выпустили 2624 юриста, 236 священнослужителей и всего 65 инженеров связи, 208 инженеров путей сообщения, 166 горных инженеров, сотню строителей вместе с архитекторами.
И даже инженеров фабрично-заводского производства прибавилось в тогдашней России всего на 1277 человек.
Нынешняя ельциноидная «Россияния» усиленно идеализирует топрошлое… Не для того ли, чтобы обеспечить народам России подобные «впечатляющие» цифры в будущем?
Среди членов-корреспондентов Императорской академии наук по разряду физических наук на 10 отечественных имён приходилось 38 (!) зарубежных.
Зато по разряду историко-филологических наук «свои» преобладали: 16 на 14. Что ж, разводить псевдоисторические и окололитературные турусы на колёсах российские интеллигенты всегда были горазды…
Вот
Однако этот профессор обнаружил способности не только учёного, а ещё и карточного шулера, когда заявил, что такую особенность советской науки, как необычайно большая роль центральной власти, советское правительство якобы унаследовало от своего царского предшественника. Чуть позднее мы увидим, как центральная царская власть «поддерживала» русскую науку, а что касается молодой советской науки, то надо сказать, что в первые годы Советской власти внимания к науке было больше на словах, чем на деле, потому что на иное не всегда хватало средств.
И хотя уже в двадцатые годы наука в СССР находилась в лучшем положении, чем в царское время, на её серьёзное развитие сил тогда не было. Тем не менее ниже я приведу характерное свидетельство крупного советского оптика, потомка обрусевших шведов Сергея Фриша – между прочим, никогда не ущемлявшегося при Советской власти сына и внука сенаторов и внучатого племянника Председателя Государственного Совета Российской империи!
Учитель Фриша, профессор Бурсиан, сразу после революции ворчал: «Наши комиссары – вчерашние полуграмотные рабочие. Они думают, что всякий наш учёный, если он из прежних, перекинется к буржуям. Нет, нас никогда не пустят за границу. Мы обречены на полный отрыв от мировой науки». Однако с начала двадцатых годов начались длительные научные командировки за границу.
Пример любимца Резерфорда Петра Капицы лишь наиболее известен, но более чем не единичен. Фриш пишет:
«Во второй половине 20-х годов советская физика быстро продвинулась вперёд и во многих направлениях получила мировое признание. Эти успехи были вызваны не только возникновением большого числа щедро финансируемых институтов, но и широким общением советских учёных со всей мировой наукой».
Фриш уже двадцатые годы оценивает как бурный рост. Но на самом деле качественный скачок пришёлся как раз на те годы, которые сиятельные братья Голицыны воспринимали как гибель России. Если в 1929 году научно-исследовательских институтов и их филиалов было в СССР 438, то к концу 1932 года – уже 1028.
Но это был лишь разбег. В 1929 году страна имела двадцать тысяч научных работников, а через десять лет – почти сто тысяч.
Уже в 1928 году «папа советских физиков» Абрам Фёдорович Иоффе, пользовавшийся у Сталина большим авторитетом, организует Первый Всесоюзный съезд физиков. В Москву приехало и много иностранцев, среди которых блистали Дирак, Бриллюэн, Борн, Дебай…
После недели московских заседаний съезд переехал по железной дороге в Горький, а оттуда на специально зафрахтованном пароходе доехал до Сталинграда.
Заседания продолжались на пароходе и в больших университетских городах Казани и Саратове.
Из Сталинграда поездом перебрались в Орджоникидзе, а оттуда автомобилями – в Тбилиси.
В Тбилиси съезд официально закрылся, но большинство ещё поехало на море, в Батуми, и уж оттуда стали разъезжаться по домам.
И в таком воистину празднике мысли проявлялось действительно заинтересованное внимание центральной власти к нуждам и проблемам русской науки и учёных России. То есть лишь в России Сталина высшая власть – впервые с петровских времён – начала относиться к науке и учёным как к национальному достоянию.