Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII— XIX веках
Шрифт:
Фактическое патрулирование и оснащение протяженной границы от хребта Шабин-Дабага на западе до серебряных рудников Аргуня на востоке поручили двум недавно назначенным пограничным дозорщикам – Григорию Фирсову (участок к востоку от Кяхты) и Анисиму Михалеву (участок к западу от Кяхты). Г. Фирсов числился селенгинским дворянином, назначенным С.Л. Владиславич-Рагузинским на таможенную службу в его родном городе. Позже, как нам предстоит убедиться, он руководил одним из казенных обозов в Пекин. О. Михалев принадлежал к сословию служилых людей статусом пониже (к боярским детям) из Иркутска, и ему в 1727 году пришлось заниматься обозначением государственной границы к западу от Кяхты. Каждое лето этим двум пограничным дозорщикам полагалось отправляться в поездку по границе, восстанавливать пограничные знаки, инспектировать деятельность местных стражей границы и по мере возможности пресекать переправление контрабанды и переход беглецов в обоих направлениях. Вдоль границы предстояло оборудовать 64 поста охраны, а также назначить на них местных сибиряков (бурят и тунгусов) и прижившихся там казаков. Со временем участок границы от Томской области до океана охраняли гарнизоны восьми небольших крепостей. Местным сибирякам Нерчинского и Селенгинского уездов разрешили продавать лошадей, коров и овец в самой Кяхте и ее окрестностях, а также в Цурухайтуе с оплатой высоких таможенных пошлин в размере 50 копеек за лошадь и 5 копеек за овцу. Причиной такого невиданного одолжения считается нищета
Второй из новых приграничных торговых городов – Цурухайтуй на реке Аргунь – предназначался на замену маньчжурскому городу Наун в качестве транзитного пункта русских путешественников, и он заслуживает короткого упоминания. Место на реке, до того времени известное здешним жителям как Цурухайтуй, было выбрано в начале 1728 года на встрече между управляющим серебряными рудниками Аргуня Тимофеем Бурцовым и неким китайским чиновником. Несмотря на то что его четко указал в своих инструкциях С.Л. Владиславич-Рагузинский, как и Кяхту, в последующие семь лет этот город развивался слабо из-за предрасположения вице-губернатора Иркутской провинции А.П. Жолобова к другому населенному пункту в глубине российской территории. Только когда в 1736 году его преемником стал А.И. Бибиков, он и распорядился начать запланированную работу. Физическое положение Цурухайтуя представляется не совсем удачным. По сведениям И.Г. Гмелина, посетившего его в 1735 году, «трудно было выбрать более унылое место…». Дрова находились на расстоянии 40 с лишним километров, пастбища считались тощими, а сам город неоднократно подвергался подтоплению водами строптивой реки Аргунь. В 1756 году из Санкт-Петербурга сибирскому губернатору В.А. Мятлеву поступило распоряжение передвинуть этот пост на некоторое расстояние вниз по течению до места, менее подверженного регулярным потопам. Но даже после этого коммерческая ценность данного города повысилась совсем незначительно.
С момента основания самого города львиную долю торговли там осуществляли китайские инспекторы границы, проезжавшие через него как минимум раз в год. Обычно они становились лагерем на своем берегу реки напротив поста на срок от 10 дней до месяца в начале лета; в отличие от Кяхты здесь китайцы никогда не устраивали постоянное собственное поселение на маньчжурской территории. Поначалу торговля выглядела настолько скромной, что никаких таможенных пошлин с нее не взимали, в силу чего несколько мелких отрядов казаков, выставленных там, скопили увесистые суммы денег. Впоследствии Цурухайтуй обзавелся собственной ярмаркой, на которой в июне и июле проводились торги, но даже тогда они выглядели по большому счету событиями местного масштаба. Купцы покрупнее, раньше торговавшие в Науне, все поголовно перевезли свои предприятия в Кяхту или в тот же город Иркутск.
Просматривается несколько очевидных причин такого застоя в делах. Весь путь от Иркутска до Пекина через Цурухайтуй, Наун и Шаньхайгуань был на многие сотни километров длиннее, чем маршрут через Кяхту и Калган. Условия местности на таком маршруте, пусть даже еще не пустыни, представляются практически такими же трудными, особенно в высокогорье между озером Байкал и рекой Аргунь. Не меньшая опасность для путников исходила от разбойников. Товары из России можно было поставить практически до Кяхты на лодках или плотах по реке Селенге, а в Цурухайтуй добирались обозами, затрачивая огромные деньги и гораздо больше времени. Возможно, все эти физические трудности транспортировки товара перевешивало соседство Кяхты со среднеазиатскими народами, поставлявшими основные изделия повышенной рыночной стоимости, прежде всего ревень и ценный хлопок. Маньчжуры, по-видимому, не могли предложить никакого самобытного и ценного товара, который отсутствовал бы в Кяхте. Наконец, военная деятельность маньчжуров и колонизация ими территорий в Средней Азии вразрез с великой угрозой миру и порядку, которой они беспокоили местных русских чиновников и придворных чинов в Санкт-Петербурге, поспособствовали развитию торговли в Кяхте. Притом что во времена нависавшей опасности перегон коров, лошадей и доставка провизии монголам запрещались на государственном уровне, такая торговля всегда представлялась настолько выгодным делом, что возникал непреодолимый соблазн заняться незаконной коммерцией.
Организация приграничной торговли одновременно в Кяхте и Цурухайтуе, составление пекинского обоза и охрана самого пограничного района выглядела делом настолько же сложным, а полномочия различных чиновников до такой степени налагались друг на друга в отсутствие рационального их распределения, насколько это было принято в центральном управленческом аппарате Российской империи. На самом высоком уровне политические решения (и во многих случаях решения по внешне мелким токованиям и методам осуществления государственной политики в целом) принимались Правительствующим сенатом или, пока он существовал с 1726 по 1730 год, Верховным тайным советом, уполномоченным решать данные вопросы без проволочек, что далеко не всегда получалось у Сената. Во времена правления царицы Анны Иоанновны (1730–1740) сановники ее кабинета зачастую подменяли Сенат точно так же, как до них это делали вельможи Верховного тайного совета, когда речь заходила о сибирских обстоятельствах или китайских делах. Всем этим трем органам государственного управления действия позволялось предпринимать после предварительного формального одобрения монарха или без него. Формальное одобрение обычно помечалось традиционной фразой владельца престола: «Быть по сему». По предметам судебного разбирательства Сенат выступал в качестве высшей апелляционной судебной власти и суда последней инстанции. Что же касается китайской торговли, то обычно Сенат имел дело с казнокрадством и злоупотреблением служебным положением со стороны должностных лиц Восточной Сибири либо нецелевым использованием положений государственной торговой монополии, предоставленной на откуп купцам-единоличникам. Таких случаев насчитывается совсем не много, но те решения, которые принимались непосредственно Сенатом, имели первостепенное значение для государства зачастую потому, что должны были служить в качестве примеров тем, кто пытался играть с государством в вольницу и испытывать терпение его добросовестных чиновников. Конечно же эти высочайшие государственные ведомства обычно таким образом реагировали на донесения или запросы подчиненных им учреждений. При подобном подходе организация торговли между Сибирью и Китаем очень скоро становится крайне сложным делом. Управление самой Сибирью осуществлялось посредством воссозданного с 1730 года Сибирского приказа до его отмены в 1763 году. В соответствии с указом о создании Сибирского приказа это ведомство подчинялось Сенату, и его полномочия с 1732 года распространялись на все сибирские дела, включая назначение генерал-губернатора. В 1719 году громадные просторы Сибири по ту сторону Урала поделили на две области – Тобольскую и Иркутскую. В обоих случаях регионам присвоили названия по крупнейшим городам соответствующих краев. Пермский край, большая часть территории которого располагается к западу от Уральских гор, тоже отнесли к Сибири. Селенгинск с прилегающими землями, которым прежде управлял енисейский воевода, присоединили к вотчинам Иркутска. Править этими территориями назначали вице-губернаторов, но оказалось,
Сибирский приказ являл собой всего лишь один из многочисленных департаментов и коллегий, на которые возлагалась своя мера ответственности или заботы о делах Восточной Сибири и торговле с Китаем. Сотрудники Коллегии иностранных дел на протяжении последних трех четвертей XVIII столетия распространяли свое ведение на налаживание отношений с Китайской империей. И время от времени они расширяли сферу своей деятельности на фактически внутренние дела своего государства, такие как военное положение для России в Восточной Сибири, когда подобные дела зависели от международных отношений. Притом что торговый обоз на Пекин по целям и своей организации представлялся предприятием коммерческим, его делами по большому счету занимались в Коллегии иностранных дел, особенно с точки зрения соблюдения протокола и взаимоотношений по дипломатическим каналам.
Коммерц-коллегии, образованной в 1717 году и получившей основные функциональные инструкции два года спустя, поручалось общее руководство всей морской и наземной торговлей, а также организация российской торговли внутри своей страны и руководство ею. В частности, сотрудники данной коллегии открывали и содержали здания таможни, назначали таможенные пошлины и распоряжались кадрами таможенной службы. К тому же специальной Комиссии о коммерции делегировали исключительные полномочия на исследование положения дел в торговле, обязали ее предоставить рекомендации двору и различным учреждениям государственного регулирования, а также воеводам. Изначально эту комиссию основали в 1727 году, расформировали два года спустя, в 1760-м на короткое время восстановили, а в 1763 году ее восстановили уже надолго. Первым составом этой комиссии разработан изначальный Вексельный устав, с вступлением которого в юридическую силу у русских купцов появился стимул участвовать в торговле на протяженные расстояния в виде отсрочки на внесение таможенных пошлин и других сборов на различные временные периоды. Тем самым они получали возможность оборачивать свой товар и только потом вносить причитающуюся государству плату. По поводу этой важной меры нам еще предстоит поговорить позже. Данной комиссии, созданной императрицей Екатериной в 1763 году, к тому же поставили задачу разработать меры по укреплению источников кредитования купцов. В конечном счете она прекратила свое существование 21 декабря 1796 года, когда император Павел объявил ее «ненужной».
Все эти основные административные учреждения, а также прочие ведомства рангом пониже и не такие влиятельные одновременно принимали участие в организации и ведении китайской торговли, как частной на границе, так и казенными обозами в Пекине. Согласование действий между ними безупречным можно назвать далеко не всегда. Фактически временами казалось так, будто они функционируют исключительно в собственных интересах, противоречащих интересам остальных ведомств, когда каждый пытается влиять на вышестоящие инстанции ради принятия ими решения исключительно в пользу проводимой ими самими ведомственной политики. Иногда ожидавшие принятия решения откладывались только из-за того, что не существовало ясности, в чьем ведении решение – коллегий или контор, либо к делу подключалось несколько государственных учреждений, руководители которых не пожелали прийти к общему мнению.
В самой Восточной Сибири ситуация складывалась ненамного благополучнее, во-первых, из-за засилья в администрации неграмотных или откровенно нечистых на руку чиновников, а также, соответственно, острой нехватки толковых управленцев и, во-вторых, из-за известной всем прямоты Лоренца Ланга. В свете былого расцвета и важности китайской торговли, особо отмеченной в положениях нового договора, открывавших великие перспективы для восстановления торговли на еще более выгодных условиях одновременно для частной торговли и государственной казны, воеводство в Иркутске как механизм государственного управления очень скоро показалось устаревшим и отжившим свое анахронизмом. Сенат с одобрения царицы назначил в Иркутск вице-губернатора: «Поскольку Иркутская губерния считается у нас приграничной, а одновременно для управления таможенными делами, сбора таможенных податей, выполнения договора о границе, заключенного с китайцами, и приведения в порядок переписки [с ними] требуется еще один вице-губернатор». То есть подразумевался человек дворянского происхождения и чиновник достаточно высокого ранга, пользующийся необходимым весом в сложном государственном аппарате. Обратите внимание сразу на две причины, приведенные в знак признания преобладающей роли отношений и торговли с китайцами. Вместо «старого и больного» И.В. Болтина, отправленного в отставку, назначили статского советника Алексея Жолобова. Но через год его пришлось менять, так как он был уличен в растрате государственных средств, превышении должностных полномочий, а также прочих тяжких, но широко тогда распространенных среди чиновников злоупотреблениях. После него начался, образно говоря, парад временщиков на данной должности, продолжавшийся на протяжении всего следующего десятилетия. Бригадир Афанасий Арсеньев получил назначение в кресло вице-губернатора 14 декабря 1731 года, но был он уже «старым и ветхим», поэтому его лекарь предупредил о том, что предстоящую дальнюю поездку он не переживет. Пришлось от затеи отказаться, и через три месяца 30 марта 1732 года данную должность предложили государственному советнику Кириллу Сытину. К. Сытин отправился в Иркутск, прибыл туда 5 января 1733 года, но вскоре заболел и скончался. На тот момент всеми делами на границе пришлось заниматься полковнику И.Д. Бухгольцу в одиночку. В журнале кабинета царицы Анны находим запись от 7 мая 1733 года, фиксирующая кончину К. Сытина и запросы в Сенат на составление списка кандидатов на данную должность, на которой никто надолго не задерживается. В своем императорском рескрипте, датированном 5 июля 1733 года, Анна упоминает полковника и тайного советника Андрея Плещеева, удержавшегося на своем новом посту всего лишь три года. Но в это время в признании важности Иркутского края отмечается очередной существенный шаг.
Мы уже знаем о подразумевавшемся варианте деления Сибири в распоряжении пятилетней давности, которым разрешалось назначение вице-губернатора в Иркутске. Теперь же императорским указом от 30 января 1736 года, поданным Кабинетом для исполнения Сенату, объявлялось о делении всей Сибирской губернии на две административно равноценные части. То есть на Тобольскую и Иркутскую губернии с назначением в каждую по вице-губернатору. Формальной причиной такого решения назывался размер Сибири и громадные расстояния между крупнейшими ее городами и поселками. Но очевидным поводом для выбора Иркутска представляется постоянно растущая важность региона в российской внешней торговле. Очередной вице-губернатор Иркутской провинции, государственный советник Алексей Юрьевич Бибиков сменил А. Плещеева, осужденного за воровство. Этот новый чиновник подчинялся не непосредственно тобольскому губернатору, а напрямую самому Сибирскому приказу, хотя А.Ю. Бибикову приказали докладывать обеим инстанциям и выполнять их указания без различия. Обо всех нуждах, требовавших оперативного принятия решений, следовало докладывать в Сибирский приказ, и в соответствующем указе обращалось внимание на безотлагательный прием и отправку отчетов и счетов. То есть «без никому не нужной волокиты».