Великий уравнитель
Шрифт:
Неравномерное распределение доходов и богатства – не единственный тип неравенства с социальной или исторической точки зрения: существует неравенство по половому признаку и сексуальной ориентации, по расе и этническому происхождению, по возрасту, способностям, вере, а также по образованию, здоровью, политическому представительству и жизненным перспективам. Поэтому название этой книги, можно сказать, не вполне точное. Но если бы я выбрал подзаголовок «Насильственные потрясения и глобальная история неравенства в доходах и богатстве от каменного века до современности и далее», то не только подверг бы излишнему испытанию терпение издателей, но излишне бы ограничил сам себя. В конце концов, политическое неравенство всегда играло центральную роль в доступе к материальным ресурсам; более подробный заголовок оказался бы слишком узким – пусть и более точным.
Я не стремлюсь осветить абсолютно все аспекты даже одного
В самых общих чертах: после того как наш вид освоил производство пищи (что впоследствии привело к появлению оседлого образа жизни и образованию государств) и разработал определенную форму наследственной передачи прав, тенденция к росту материального неравенства стала само собой разумеющейся, фундаментальной особенностью человеческого социального существования. Рассмотрение более тонких вопросов, например того, как эта тенденция эволюционировала с течением столетий и тысячелетий, особенно с учетом сложной взаимосвязи между тем, что можно грубо назвать принуждением и рыночными силами, потребовало бы отдельного исследования еще большего объема [10] .
10
Milanovic 2005; 2012; Lakner and Milanovic 2013; и в последнее время Milanovic 2016: 10–45, 118–176 – одни из самых важных исследований международного неравенства доходов. Anand and Segal 2015 обозревают исследования в этой области. Ponthieux and Meurs 2015 предлагают обширный обзор работ по экономическому гендерному неравенству. См. также Sandmo 2015 о распределении дохода в экономической мысли.
Наконец, я рассуждаю о насильственных потрясениях (вместе с их альтернативными механизмами) и об их влиянии на материальное неравенство, но, как правило, не затрагиваю обратного отношения – вопроса о том, способствовало ли неравенство (и если способствовало, то как) насильственным потрясениям. Для этого у меня есть несколько причин. Поскольку высокий уровень неравенства был обычной чертой исторических обществ, какие-то конкретные потрясения нелегко объяснить именно этой особенностью. Внутри одновременно существующих обществ со сравнимым уровнем материального неравенства уровень внутренней стабильности широко варьировал. В некоторых обществах, испытавших суровые потрясения, неравенство не обязательно было высоким: в качестве примера можно привести дореволюционный Китай. Некоторые потрясения были обусловлены в основном (или целиком) внешними факторами – в первую очередь пандемии, уменьшавшие неравенство посредством изменения баланса между капиталом и трудом. Даже потрясения, бывшие делом рук человеческих, вроде мировых войн, глубоко затрагивали общества, напрямую не вовлеченные в эти конфликты. Изучение роли неравенства доходов в развязывании гражданской войны подчеркивает сложность такого отношения. Ничто из этого не предполагает, что внутреннее неравенство ресурсов неспособно ускорить войну, революцию или крах государства. Это просто означает, что в настоящее время нет основательных причин предполагать наличие систематической причинно-следственной связи между общим неравенством в доходах и богатстве и возникновением таких насильственных потрясений. Как показала одна недавняя работа, в объяснении насильственных конфликтов и краха государств более плодотворным обещает оказаться анализ более конкретных факторов, имеющих распределительный характер, таких как конкуренция внутри групп элиты.
Что касается данного исследования, то я рассматриваю насильственные потрясения как отдельные феномены, оказывающие воздействие на степень материального неравенства. Такой подход призван оценить значение таких потрясений как уравнивающих сил в очень долгой перспективе, независимо от того, существует ли достаточно доказательств для подтверждения или отрицания значимой связи между этими событиями и прежним неравенством. Если моя сосредоточенность лишь на одном направлении этой связи – от потрясений к неравенству – будет способствовать интересу к изучению обратного направления, тем лучше. Вполне может случиться так, что объяснить наблюдаемые со временем изменения в распределении дохода и богатства полностью внутренними факторами так и не получится. Но даже в таком случае возможная обратная связь между неравенством и насильственными потрясениями заслуживает подробного рассмотрения. Мое исследование может оказаться всего лишь кирпичиком в фундаменте подобного масштабного проекта [11] .
11
Более
Существует много способов измерения неравенства. На последующих страницах я, как правило, использую только два основных показателя – коэффициент Джини и процентную долю общего дохода (или богатства). Коэффициент Джини измеряет степень, в какой распределение дохода или материальных активов отклоняется от идеального равенства. Если каждый член данной популяции получает или удерживает абсолютно одинаковое количество ресурсов, то коэффициент Джини равен 0; если же один член владеет всем, а все остальные не имеют ничего, то этот показатель приближается к 1. Таким образом, чем выше коэффициент Джини, тем сильнее неравенство. Его можно выражать в долях единицы или в процентах; я предпочитаю первый вариант, чтобы его было легче отличать от доли дохода или богатства, которая обычно выражается в процентах.
Доля говорит нам о пропорции общего дохода или богатства, которой владеет определенная группа популяции, определяемая своим положением в общем распределении. Например, часто упоминаемый «один процент» означает, что именно такая доля лиц или домохозяйств в данной популяции получает более высокий доход или обладает большими активами, чем остальные 99 %. Коэффициент Джини и доля дохода служат взаимодополняющими средствами измерения, подчеркивающими различные свойства данного распределения: если первое средство говорит об общей степени неравенства, то второе указывает, какую именно форму принимает это неравенство, что позволяет глубже понять его природу.
Оба показателя можно использовать для измерения распределения разных вариантов дохода. Доход до налогообложения и социальных выплат известен как «рыночный» (market income); доход после выплат называется «общий» (gross income), а доход после налогообложения и выплат определяется как «располагаемый» (disposable income). В дальнейшем я буду говорить только о рыночном и располагаемом доходах. Всякий раз, когда я использую термин «неравенство доходов» без дополнительных пояснений, я имею в виду первый вариант. На протяжении большей части письменной истории неравенство рыночных доходов было единственным видом имущественного неравенства, о котором можно узнать и которое можно оценить. Более того, до возникновения обширной системы фискального перераспределения на современном Западе различия между рыночным, общим и располагаемым доходами были, как правило, весьма малы, почти как во многих современных развивающихся странах.
В этой книге доля доходов базируется исключительно на распределении рыночного дохода. Как современные, так и исторические данные о долях дохода, особенно о тех, что находятся вверху распределения, обычно основываются на налоговых документах, которые относятся к доходу до фискального вмешательства. В редких случаях я также говорю о соотношении между долями или отдельными перцентилями распределения доходов как об альтернативном средстве измерения относительного веса различных групп. Существуют и более сложные индексы неравенства, но их обычно нельзя применять к исследованиям большого временного размаха, включающим крайне неоднородные наборы данных [12] .
12
Несмотря на то, что часто утверждается иное, коэффициент Джини G никогда не может достичь 1, поскольку G=1–1/n, где n – размер популяции. См. Atkinson 2015: 29–33 с емким изложением различных типов дохода и соответствующих показателей и с упоминанием сложностей, возникающих из-за необходимости учитывать стоимость общественных услуг в дополнение к социальным выплатам и различие между понесенными и реализованными убытками. В настоящем широком обзоре этими различиями можно пренебречь. Об отношениях долей дохода см. недавние публикации Palma 2011 (верхние 10 процентов / нижние 40 процентов) и Cobham and Sumner 2014. О методологии измерения неравенства см. Jenkins and Van Kerm 2009 и с более технической точки зрения Cowell and Flachaire 2015.
Измерение материального неравенства поднимает два вида проблем: концептуальные и доказательственные. Здесь стоит упомянуть о двух главных концептуальных проблемах. Во-первых, наиболее доступные показатели измеряют и выражают относительное неравенство, основанное на доле общих ресурсов, которыми обладают отдельные сегменты популяции. Абсолютное же неравенство основано на разнице в количестве ресурсов, накопленных этими сегментами.