Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора
Шрифт:
– Да, это не было известно.
– Значит, это выявилось на фронте только перед лицом противника?
– Да, это так.
– Да знаете ли вы, что так мог поступить только самый коварный враг?! Именно так и поступил бы, – выпустив на заводе годные самолеты, чтобы они на фронте оказались негодными! Враг не нанес бы нам большего ущерба, не придумал бы ничего худшего. Это работа на Гитлера!
Он несколько раз повторил, что самый коварный враг не мог
– Вы знаете, что вывели из строя истребительную авиацию? Вы знаете, какую услугу оказали Гитлеру?! Вы гитлеровцы!
Трудно себе представить наше состояние в тот момент. Я чувствовал, что холодею. А Дементьев стоял весь красный и нервно теребил в руках кусок злополучной обшивки…».
Остановим цитирование Яковлева и обратим внимание на слова «никогда не видел Сталина в таком негодовании» и особенно на тяжкий упрек – «Вы гитлеровцы!» Обычно вождь умел себя держать в руках, но для негодования у него были столь веские причины, о которых ни Яковлев, ни Дементьев даже и предположить не могли.
Три часа назад Сталину доложили, что на ступенях Большого Каменного моста, напротив Дома политкаторжан, который специально был выстроен для особо ценных для строя людей (Дом на набережной), были найдены тела двух молодых людей. Девушка, Нина Уманская, оказалась дочерью советского посла в Мексике, которому завтра надлежало отбыть к месту службы, а юноша, который еще подавал признаки жизни, был сыном наркома авиационной промышленности Шахурина, 15-летним Владимиром Шахуриным. Рядом лежал пистолет «Вальтер».
Сталин сразу же отверг версию неудачной любви и убийства восьмиклассником своей возлюбленной и последующего суицида. И не зря. Потому что уже первые шаги расследования выявили то, что молодые люди принадлежали к юношеской подпольной организации, которая называлась ни много ни мало, а «Четвертый рейх»! А то, что найденный пистолет принадлежал Вано Микояну, младшему сыну верного Анастаса Микояна, многократно усугубляло дело. Вот откуда у разгневанного вождя эти слова про коварных врагов, про гитлеровцев.
Оставим пока следователей, которые работают над внезапно открывшимся делом, и вернемся в кабинет Сталина, который в ярости распекает двух заместителей наркома по поводу неготовности авиации к предстоящей Курской битве (напомним – июнь 1943 года!).
Версию Яковлева (сдержанную, уравновешенную) мы выслушали. Что бы ни писал о себе любой мемуарист, он всегда находит слова, чтобы выглядеть достойно и сдержанно, у Яковлева это получилось. Да и, действительно, будешь ли здесь, у Сталина, передавать жаркие споры в наркомате о клеях, лаке, о разбухании фанеры под дождем, о перкали и о жутко дефицитных нитках «маккей»? О том, что на 166-м заводе в Омске планировался выпуск бомбардировщиков Ту-2, а он, Яковлев, подсказал вождю решение остановить выпуск металлического бомбардировщика и поставить на поток деревянные истребители, к которым завод не был готов. Яковлев сказал то, что сказал – и оправдал (не оправдался, а оправдал) ситуацию. Фанера не отваливалась бы, если бы не производство.
У стоявшего рядом Дементьева хватило ума в тот момент не исполнять собственную арию непричастности – оправдывается виноватый, – а коротко и четко заявить,
Схватывается всегда последнее, и вождь его схватил:
– В какое время? Какой срок?
– Две недели, – бухнул наобум Дементьев и испугался сказанному.
Но это, похоже, его и спасло. Удивленный Сталин вытащил изо рта трубку и сказал:
– Хорошо. Две недели, Лаврентий, запомни.
Косясь на ухмыляющегося Берию, наши герои вышли из кабинета. До самого наркомата они не сказали друг другу ни слова.
Радость Яковлева по поводу пронесшегося над головой шквала уже не казалась ему удачей – Сталин был не из тех, кто что-то забывает. У Дементьева радости вообще не было, его душил гнев на давнишнего однокурсника – Шурка Яковлев, как всегда, оказался более ловким и быстрым, получилось так, что он его просто выложил перед Сталиным – виноват серийный завод, а за серию отвечает Дементьев. Кроме того, Дементьев помнил, Яковлев основательно прикрылся – с полгода назад он издал приказ по усилению контроля за проклейкой фанеры. Для спасения Дементьев брякнул нереальный срок и, стало быть, его проблемы только начинались, и если бы только здесь…
«Зам. Наркома авиапромышленности т. Воронину,
Главному конструктору завода № 21 т. Лавочкину,
Директору завода т. Гостинцеву,
Старшему военпреду т. Ярошенко.
На самолетах ЛаГГ-3, выпускаемых заводом 21, обнаружен массовый дефект появление трещин вдоль по слоям шпона, расслоение шпона и фанеры, растрескивание и лущение шпаклевки на хвостовой части фюзеляжа, стабилизатора, плоскостях и феррингах. Указанный дефект обнаружен на 4 самолетах НИИ ВВС КА и 20 самолетах в 508 иап. Самолеты… имеют налет 10–12 часов.
Бибиков, Руденко»
Неукротимая энергия Дементьева сделала невозможное – он выполнил задание Сталина в срок. Вероятно, природная интуиция подсказала ему, что в состав ремонтных бригад, отправляющихся на фронт, надо включить женщин. Одичавшие, огрубевшие за два года боев фронтовики не верили своему счастью. Они носили за женщинами ведра с клеем, сами красили и клеили крылья, вдергивали те самые нитки «маккей» в кривые иглы, шили грубыми стежками отставшую перкаль, поддерживали за ручки спускавшихся с крыльев заляпанных мастериц. А вечером на аэродромах запасных полков невесть откуда появившиеся патефоны изливали томные звуки «Утомленного солнца», «Рио-Риты» и такие правильные слова про сердце, которому не хочется покоя…
Завершим рассказ о событиях, которые последовали после роковых выстрелов 3 июня 1943 года. Для заместителей наркома Яковлева и Дементьева все закончилось более или менее благополучно, а вот у их начальника – наркома Алексея Ивановича Шахурина – период неприятностей только начался, если считать неприятностью смерть сына. И мертвый Володя Шахурин вдруг стал выгоден оставшимся в живых его друзьям – на него, 15-летнего восьмиклассника, все дружно стали указывать, что именно он был главарем антисоветской организации, свившей гнездо в ста метрах от Кремля.