Великодушные враги (Право на измену)
Шрифт:
Он закрыл глаза и стал молиться. Он обращался к Богу всех проклятых с мольбою о том, чтобы раз в жизни слова его злейшего врага оказались правдой.
А в замок Стептон, расположенный в нескольких милях от границы, наконец прибыл предназначенный для Джонет конвой из Лондона. Диана уже готовилась выразить свое смятение и недоумение по поводу необъяснимого исчезновения девушки. И вот дверь в ее гостиную распахнулась. Вошла женщина с серыми глазами, видевшими все насквозь. Даже Диану, которую — казалось бы — уже ничто на свете не могло
— Я приехала за девушкой, — сказала женщина. — А теперь рассказывайте, что именно вы с нею сделали.
27
Александр хмурился: письмо, которое он писал, давалось ему с трудом. Это было последнее письмо, адресованное матери; его предполагалось отправить только в случае провала дела, намеченного на следующую неделю. Он не мог ей ничего объяснить по существу, не мог намекнуть на свое участие в заговоре с целью похищения короля и не хотел даже называть Джонет по имени, опасаясь, что письмо, предназначенное только для Элизабет Хэпберн, может попасть в чужие руки.
Он хотел объяснить матери, как много она значила для него все эти годы, что, наконец, понял, какие чувства связывали ее с его отцом, что позволяло делить радость и веселье, страсть и страдание.
За время коротких встреч с Джонет он успел отведать того и другого с избытком. Особенно страданий.
Еще больше помрачнев, Александр вспомнил, какое лицо было у Джонет два дня назад, когда он собрал все свое мужество и рассказал ей об окончании суда над Мьюром.
— И каков приговор? «Виновен», не так ли?
— Да, милая.
— О Господи… — она отвернулась, подавив рыдание.
— Джонет, мне очень жаль.
— Да неужто?
— Мне жаль, что тебе больно.
— Но тебе не жаль, что на смерть отправят невиновного? — спросила она, взглянув на него широко раскрытыми, полными отчаяния глазами. — Он ведь обречен, правда? Мне почему-то не верится… — Джонет закусила губу, стараясь совладать с собой. — Когда?
Месяц назад он был бы готов кричать об этом во все горло прямо на улице, а потом завалился бы в ближайший кабак, чтобы отпраздновать. Теперь же ему едва хватило сил, чтобы ответить чуть слышно:
— Через три дня. Мне действительно жаль, милая.
— Но не настолько, чтобы что-нибудь сделать.
— Ничего уже сделать нельзя.
— Понятно.
И тогда она отвернулась от него и попросила оставить ее одну. Он ушел, долго бродил по улицам, но мысли о Джонет не шли у него из головы. С одной стороны, Джонет, с другой — его месть. Мысли метались по кругу, все время возвращаясь в одну и ту же точку.
Он вернулся с тяжестью на сердце, почти готовый к тому, что она вновь его прогонит и теперь уже навсегда. Вместо этого она потребовала, чтобы он ее обнял. Александр постарался ее утешить с такой нежностью и любовью, на какую только был способен, отдавая ей
Только много позже девушка наконец заплакала. Александр проснулся и обнял ее, крепко прижимая к себе, пока рыдания не стихли. И он поклялся всем, что было для него священным, что когда-нибудь искупит свою вину перед нею. Поклялся, что, если ему все-таки удастся восстановить свое честное имя, он сделает Джонет своей женой, и ничто не сможет этому помешать.
А если ему удастся помочь Якову бежать, если он завоюет благодарность короля…
Усилием воли Александр заставил себя не думать об этом, остановил мечту прежде, чем она расправила крылья. Он по опыту знал, что большие надежды чреваты еще большими разочарованиями. А в том, что касалось любимой девушки, он не мог допустить ошибки.
— Алекс?
Он вздрогнул.
— О черт! Это ты, Грант? Ты что, не мог постучать?
— Я стучал. Ты не ответил, вот я и вошел.
Александр перевел дух.
— Я… задумался.
— Похоже, тебя посещают невеселые мысли.
— У меня хватает забот.
— Я пришел сказать, что больше часа назад Ангус и Мэрдок уехали из Эдинбурга по южной дороге.
Александр кивнул, следя за тем, как Грант рассеянно бродит по комнате. Его мрачное лицо было еще более угрюмо и озабочено, чем обычно.
— Ладно, выкладывай, что у тебя на уме!
Как ни странно, Грант не взглянул ему в лицо.
— Я завернул по дороге в дом Ангуса на Главной улице. Дай, думаю, проверю, нет ли у твоего человека новостей для тебя. — Он помолчал. — Оказывается, наш лорд-губернатор успел провернуть одно дельце перед самым отъездом.
Грант вытащил из-за пазухи свиток бумаги, держа его так, словно это была раскаленная головешка.
— Я подумал, вдруг ты захочешь на это взглянуть.
Александр протянул руку.
Бумага была плотной. Он сразу понял, что держит в руках документ государственной важности, и осторожно развернул единственный лист, обратив внимание на оттиск Большой печати Шотландии и на королевскую подпись внизу.
Как пораженный громом, Александр несколько секунд не мог вымолвить ни слова.
— Ах ты, мерзавец, чума тебя возьми! — проговорил он наконец. — Ты же прекрасно знаешь, что именно это я хотел бы видеть меньше всего на свете!
— Ну, тогда скажем, я считал, что тебе следуетэто увидеть, — невозмутимо возразил Грант.
Он выждал и, увидев, что Александр не отвечает, добавил:
— Только скажи, я мигом отошлю бумагу обратно. Одно твое слово, и дело пойдет своим чередом.
Александр, не отрываясь, изучал документ. Всего одна страница, несущая смерть. Несколько строк, подпись и Большая королевская печать. Все, что нужно, чтобы в этот же день отправить графа Мьюра на плаху. Сегодня, а не завтра.