Великое Нечто
Шрифт:
— Ну как, нашли что-нибудь? — сочувственно спросила Дымла, и по веранде разлился запах фиалок. Она забросила ногу на ногу, так что и без того коротенькая юбочка немного задралась и видно стало самое начало крутого бедра. — Я спросила: нашли что-нибудь? — повторила Дымла свой вопрос, разглядывая круглое красное лицо Андрея Сократовича.
Тот что-то промычал. Дымла едва заметно придвинулась к нему. Запах фиалок усилился, к нему примешался горьковатый запах полыни. Еврипидову внуку показалось вдруг, что в полумраке веранды контуры красавицы стали расплывчатыми, колеблющимися,
Андрей Сократович почувствовал глубочайшую тоску и даже ужас. Но это было лишь начало. Границы тесной веранды с подсыхающим на веревках чесноком вдруг раздались, и он оказался в мраморном зале. Колонны обвивал дикий виноград, а вдоль стен, смиренно склонившись, босые и прекрасные, выстроились невольницы с кувшинами и яствами.
На длинных скамьях из красного дерева с резными спинками лежали подушки, рядом стояли серебряные, отделанные редчайшими индийскими изумрудами курильницы с благовониями, над которыми змеился тонкий, щекочущий ноздри дымок. А прямо перед Андреем Сократовичем под шелковым балдахином раскинулось огромное ложе. По всем четырем его углам, неподвижные, как изваяния, замерли мускулистые арапы.
На самом же ложе, обнаженная, покорная и доступная для ласки, благоухала редчайшими ароматами она… Клеопатра.
Приди ко мне, мой желанный, властитель дум моих, И утоли пожар страстей в роднике моей любви, — с придыханием сказала царица. Андрей Сократович в страхе попятился, зажмурился и, отгоняя наваждение, торопливо спросил: А где баба Паша?
— БАБА ПАША? И после всего, что ты видел, тебе нужнабаба Паша? — Дымла гневно нахмурилась. — А ну отрубить ему голову!
Арапы двинулись было вперед, обнажая мечи, но еще прежде Андрей Сократович с поросячьим визгом нашарил ручку двери, споткнулся о порог и буквально скатился с крыльца, свалившись в натекшую с крыши лужу.
Оказавшись в луже, он потряс головой и хотел вскочить, чтобы срочно спасаться от вооруженных негров. Но вот чудо, едва Андрей Сократович вывалился за порог, негры исчезли. И не только они. Исчезли и мраморный зал, увитый виноградом, и курильницы, и скамьи, и ложе, и прекрасные невольницы — все пропало, все растаяло как дым.
Но Андрей Сократович, как человек практического ума, заключил, что все это непотребство осталось в доме у бабы Паши, перестроенном для тайных оргий и расширенном за счет выкопанного под домом подвала.
Он направился было к выходу, что-то бормоча, но у калитки замер и оглянулся.
— Напугать меня хотели? Нет, не на того напали… Я сообщу!
Он повернулся и, нарочито громко топая сапогами под окнами, проследовал по выложенной плитами дорожке к летнему домику. У летнего домика он приготовился, откашлялся, набрал полную грудь воздуха и крикнул тоненьким возмущенным тенорком, обращаясь не столько к скрытым в доме постояльцам, сколько ко всей деревне:
— Я этого так не оставлю! Это уголовное преступление нападать на государственного служащего! Я все расскажу, все поведаю, что вы тут устраиваете! Так
Дверь летнего домика, о которую в пылу обличений облокотился Андрей Сократович, внезапно отворилась, и директор всех учреждений не устоял бы на ногах, если бы не был подхвачен Алексеем.
— Что вы орете? Пожар? Так взяли бы ведро и тушили, чем под окнами вопить.
— Отпустите меня, или я буду плеваться! — нервно пригрозил Андрей Сократович.
Вырвавшись и отряхнув куртку, Андрей Сократович ввалился в летний домик и остановился посреди комнаты. Никита что-то вычерчивал в потрепанном блокноте. Он с досадой покосился на Андрея Сократовича и накрыл страницу ладонью.
— Чего надо? — невежливо спросил он. — Пришли за пустыми бутылками?
От такой наглости Андрей Сократович опешил. Он возмущенно открыл рот, выпучил глаза и, покраснев, с видом подавившегося камушком Демосфена попытался произнести нечто вразумительное. Но ничего вразумительного почему-то у него не выходило, а выходили только отдельные слова.
— Голые девицы… — выдавил наконец он, вспоминая смиренных рабынь с кувшинами.
Корсаков с Бурьиным переглянулись и расхохотались.
— Голые девицы? Это уже кое-что. А дальше?
— Много… — сказал Андрей Сократович, осиливая следующее слово.
— Много голых девиц? Так это же великолепно!
— Не перебивайте меня. И колонны с виноградом…
— Про колонны уже не так интересно. Нельзя ли вернутся к девицам?
— Это все ваши проделки, я так в заявлении и напишу! — пригрозил Андрей Сократович, вновь обретая дар связной речи.
— В каком заявлении? — не понял Корсаков. — Про колонны?
— Нет, про девиц…
— Которые раздеты? Андрей Сократович кивнул.
— Абсолютно? Снова кивок.
— Обязательно напиши. Я тебя благословляю, как Державин Пушкина, — одобрил Никита, похлопав его по плечу. — Знавал я одного парня, так он тоже рассказики писал и в журнальчики отправлял.
— Думаете, я вашей игры не раскусил? Прикидываетесь? — прищурился Андрей Сократович. — Ваша же компания мне это все подстроила… Много там всяких в дом набилось. И негритосы эти…
— Негритосы? — удивился Бурьин. — Ну и фантазия у тебя, братец. Какие негритосы?
— С саблями! И про них я тоже напишу. Все доведу до сведения кого надо.
Никита поскреб заросшую шею и подмигнул Андрею Сократовичу.
— Так, значит, и негры там были, да еще и с саблями! Интересно, чем они с девицами занимались? Интернациональной дружбой?
— Ага, вот вы и признались! — обрадовался Андрей Сократович с торжествующей улыбкой. — Устроили тут, хе-хе-с, учрежденьице… — Он откашлялся, подошел к окну, быстро выглянул за занавеску, точно проверял, не стоит ли там кто, и, подойдя к Никите, таинственно забормотал: — А с другой стороны если посмотреть, что я видел? Ничего не видел… Моя хата, как говорится, с краю, я и знать ничего не знаю. Но, опять же, это будет требовать определенных расходов.