Великое противостояние
Шрифт:
— Ну хорошо, если бутылку кто выудит, а если она так и будет болтаться? Течение-то здесь еле-еле-ёхонькое.
— Ну так что ж? — возражал ему Игорь. — А в городе-то хватятся, что нас нет все равно. Они же знают, куда мы поехали.
— А что знают? Знают, что поехали до станции Борки, поход с ночевкой на берегу водохранилища. А про остров-то ведь никто не знает.
Да, про это мы и забыли!
— Ну, тогда построим завтра плот и переплывем на берег. Верно, Сима?
— Ну конечно, Игорек. Не пропадем!..
— А что есть будем до завтра? — буркнул себе под нос Дёма Стрижаков. — У меня
— Это у тебя от волнения буркает, — сказал Игорек.
— А я и не волнуюсь нисколько. Я знаешь как плаваю! Мне что! Возьму и поплыву! Раз — и на том берегу.
— Правда, Симочка, пусть он поплывет и скажет там, на берегу, чтобы за нами приехали! — восторженно предложила Галя.
Но я, конечно, не могла согласиться на это. Тут водохранилище было очень широко. До берега плыть долго. А глубины здесь большие. Я отрицательно замотала головой.
А солнце уже высоко стояло над нами, припекая головы. Где-то за лесом голосисто залился паровозный гудок, лес наполнился шумом поезда, потом опять все затихло.
— Давайте обследуем остров, — предложила я, — и подумаем, что мы можем собрать для еды.
Проверили наши продовольственные запасы. Их оказалось очень немного — ведь мы рассчитывали к обеду вернуться домой. А аппетит у ребят был отличный — всё съели вчера за ужином и сегодня утром. Осталось полбанки шпрот, два крутых яйца, чая на одну заварку, несколько картошек в мундире да маленькая краюшка хлеба.
— Испытывая зверские муки голода, путешественники решили обследовать остров! — торжественно произнес Игорь, чувствовавший себя, видимо, во всей этой истории как нельзя лучше. — Туземцы могут не сопровождать и оставаться у привала, а я лично пускаюсь в путь.
Он подхватил маленькую удочку, жестянку, в которой когда-то хранились наши «загадалки», и зашагал в кусты. Через минуту он снова появился, смерил нас воинственным взглядом и, потрясая удочкой, изрек:
— Иду на рыбный промысел!.. Ой! Крапива!..
Он обстрекался, подпрыгнул на одной ноге, подхватил другую обеими руками и так ускакал от нас.
Мы разбрелись по островку. Долго ходили мы, лазая по овражкам, перекликаясь, аукаясь. Витя Минаев изредка подавал нам сигнал горном, оставшись у палатки. Впрочем, заблудиться на маленьком островке было мудрено — он весь был не больше полуверсты в ширину. Через час мы собрались у стоянки: добыча была невелика. Я нарвала охапку дикого щавеля, но он оказался поздним и на вкус негодным. Изя Крук притащил какие-то пестренькие яйца, вероятно малиновки, чем вызвал глубокое возмущение девочек («Ты представь себя на месте их матери!»), и это привело к философскому спору на тему, считать ли птичье яйцо предметом уже одушевленным или еще не одушевленным. Галя собрала несколько чахлых, бледно-розовых земляничек. Дёма притащил какие-то подозрительные грибы, уверяя, что это типичные сыроежки, хотя они очень смахивали на поганки. Дежуривший по лагерю Витя Минаев, пока мы отсутствовали, словил ужа и насмешливо предложил сварить его. «Сам ешь, это из твоей породы, Скорпион!» — обиделись ребята.
А Игорь вообще куда-то исчез. Ох уж этот Игорь! Вечно — и в лагере, и в школе, и во дворе — от него было всем беспокойство… Мы стали звать его. Сперва нам никто не отвечал, потом
— Ого-го! И-ду-у-у!..
Голос Игоря приближался. Игорь кричал что-то, не умолкая ни на минуту. И в голосе его слышалось торжество.
— Ого-го! Я иду!.. Великий охотник Козерог несет вам свою добычу, разжигайте огонь, ставьте котлы, сзывайте жителей…
И вот он вылез из кустов, босой, с расцарапанной физиономией, с ногами, облепленными глиной, с засученными штанами. На длинном, гибком пруте, согнутом в кольцо, бились большие рыбы — жерехи, окуни, сазаны. Игорь продел прут через их жабры. Под мышкой у Игоря торчало удилище. Свободной рукой он придерживал промокшую рубашку: за пазухой прыгало что-то живое. И даже из кармана штанов торчал бьющийся хвост какой-то рыбины.
— Что? — торжествуя, проговорил Игорь. — Видали? Каков улов! Во! Со мной не пропадете! — И он бросил перед палаткой на землю свою добычу.
Глава 5
В созвездии Рыб
Все хвалили Игоря, удивлялись, как он так быстро наловил такую пропасть рыбы. А он уверял, что знает такое заповедное место. Мигом принялись мы чистить рыбу, развели костер, стали варить уху. Часть рыбы, связав ее за жабры, пустили на длинной бечевке в воду, чтобы она не заснула и не испортилась на жаре. Настроение у всех сделалось отличное. И мы уже отпиршествовали, как вдруг кусты за палаткой затрещали, послышались неровные, частые шаги, и возле нас оказался высокий сердитый старик, опиравшийся на весло-кормовик.
— Это что ж, вам такой закон вышел — по чужим вентерям лазать? — закричал он страшным голосом. — Для вас я вентеря ставил? А? Гляди, какие практиканты нашлись — чужую готовую рыбу ловить! А еще, кажись, пионеры, при галстуках состоят. За такое дело знаешь что вам, пионерам, бывает?!
Сперва, ничего не понимая, ребята растерянно переглядывались. А потом взгляды всех устремились к Игорю. Он сидел красный и возил ложкой по пустой тарелке.
Я встала и подошла к старику:
— В чем дело, гражданин? Что вы зря кричите?
— «Гражданин», «гражданин»! — пробормотал старик, несколько остывая. Очевидно, мой спокойный тон подействовал на него. — Этому занятию у вас в школе обучают? Рыбу из вентерей вынимать? Красивое дело, нечего сказать! Поставил вчерашнего дня вентеря, подошел сейчас на лодке рыбу брать, гляжу: все повыдергано, сети напутаны — неделю не разберешься. А рыба — прощай. Вон они где устроились! Доброго здоровья, приятного аппетита! Закусывают. Ишь практиканты!
Все смотрели на Игоря.
— Малинин, — спросила я строго, — где ты взял эту рыбу?
— Ну, там… — Он мотнул подбородком по направлению к другому краю острова. — А что уж тут такого особенного? Ты сама говорила — бывает в жизни крайний случай. А раз мы тут без пищи сидим… Да я и не всю рыбу взял, хватит там ему…
— Зачем же ты нам не сказал, откуда эта рыба? Как тебе не стыдно, Малинин!
— А я бы сказал потом, а то ведь вы, я знаю, начали бы собрание устраивать, голосовать — можно есть или нельзя.
— Это чего он толкует? — спросил старик, приложив руку к уху. Он был, видимо, туговат на ухо. — Это он вам чего объясняет, не пойму.