Великолепная Софи (В поисках любви)

Хейер Джорджетт

– Я знаю, что тебе не нравится мисс Рекстон, но даже ты признаешь, что ее мягкость пригодится в данных обстоятельствах!

– Мой дорогой Чарльз, не рычи на меня! Я не сомневаюсь, что все именно так, как ты сказал! – заметила Софи. – Посмотрим, сможешь ли ты уговорить ее приехать сюда!

Она больше ничего не сказала, но вскоре мистер Ривенхол сам понял, что его невеста, хоть и искренне сочувствовала его семье, не собиралась подвергать свою особу опасности заражения. Ласково сжав его руку, она сказала, что ее мама категорически запретила ей входить в его дом, пока не минует всякая

опасность. Это было правдой. Леди Бринклоу и сама сказала это Чарльзу. Когда же она узнала, что он опрометчиво посещал Амабель, она заметно встревожилась и попросила его не повторять этот визит. Мисс Рекстон присоединила к этому свой совет.

– В самом деле, Чарльз, это неосмотрительно! Зачем тебе подвергаться такому риску? И вообще, джентльменам не место в комнате больной!

– Вы боитесь, что я мог подхватить болезнь и перенести ее к вам? – откровенно спросил он. – Прошу прощения! Мне не надо было приезжать сюда! Я больше не буду навещать вас, пока Амабель не поправится.

Леди Бринклоу выслушала это решение с явным облегчением, но ее дочь сразу же стала уверять мистера Ривенхола, что он говорит чепуху и что он всегда будет желанным гостем на Брук-Стрит. Он поблагодарил ее, но почти тотчас же откланялся.

Его мнение о ней не улучшилось, когда, вернувшись на Беркли-Сквер, он застал у матери лорда Чарльбери. Вскоре выяснилось, что он был частым гостем в доме, и каковы бы ни были его мотивы, мистер Ривенхол не мог не уважать его за пренебрежение к опасности заразиться.

Другим частым гостем был мистер Фонхоуп, но так как единственной целью его визитов было увидеть Сесилию. Мистер Ривенхол не испытывал к нему чувства благодарности за его отвагу. Но Сесилия выглядела такой измотанной и беспокойной, что мистер Ривенхол решил обуздать свой острый язык и ничего не говорил о постоянном присутствии в доме ее возлюбленного.

Если бы он только знал, как мало радости доставляли Сесилии визиты мистера Фонхоупа! Была середина второй недели болезни Амабель, а так как девочка чувствовала себя очень плохо, доктор Бэйли не отказался от услуг Сесилии в качестве сиделки. Поэтому она совсем не испытывала склонности к развлечениям и не интересовалась поэтической драмой. Она принесла в комнату Амабель прекрасную гроздь винограда и тихо сказала Софи, что лорд Чарльбери послал за ним в свое поместье и передает девочке. Говорят, что у него есть несколько чудесных домов за городом, а кроме того, – ананасная теплица, и он обещал прислать Амабель лучшие плоды, как только они созреют.

– Как это мило! – сказала Софи, поставив тарелку на Стол. – Я и не знала, что приезжал Чарльбери. Я думала, что это был Огэстес.

– Они оба были здесь, – пояснила Сесилия. – Огэстес хотел дать мне стихотворение, которое он написал… о больном ребенке.

Она сказала это уклончивым тоном. Софи воскликнула:

– О Боже! То есть как прелестно! Оно хорошее?

– Наверно. Я обнаружила, что меня не привлекают стихотворения на эту тему, – тихо сказала Сесилия.

Софи ничего не сказала. Через минуту Сесилия с грустью добавила:

– Хоть я и не смогу вернуть уважение лорда Чарльбери, я всегда буду помнить о его деликатности и исключительной доброте,

которую он проявляет к нам с нашей бедой. Я… я надеюсь, ты сможешь вознаградить его, Софи? Ты всегда на втором этаже и поэтому не знаешь, сколько времени он провел у мамы, разговаривая с ней и играя в триктрак, как я подозреваю, лишь затем, чтобы немного освободить нас.

Софи невольно улыбнулась.

– Не меня, Сили, он ведь отлично знает, что забота о тете не лежит на мне! Если следует принимать поздравления, то это надо делать тебе.

– Нет, нет, это просто от доброго сердца! Я не поверю, что у него есть какие-то скрытые мотивы.

Она улыбнулась и лукаво добавила:

– Я бы хотела, чтобы твой другойухажер делал хотя бы половину этого!

– Бромфорд? Да он не осмелится подойти к дому ближе, чем на сто шагов! Если ты скажешь, что это не так, я не поверю.

– Нет, конечно! Чарльз рассказал мне, что тот так избегает его, как будто это он заражен. Чарльз пошутил по этому поводу, но не упомянул о поведении Эжени.

– Было бы странно ждать другого.

Движение на кровати прервало их разговор, и они больше не возвращались к нему. Болезнь Амабель, достигнув кризиса, вытеснила все остальные мысли из их голов. Несколько дней умами всех тех, кто долго наблюдал за больной, владел сильный страх; старая няня, упрямо отказываясь поверить в новомодные болезни, явилась причиной одного из нервных припадков леди Омберсли, доверительно сообщив ей, что с самого начала распознала все признаки тифа. Потребовались объединенные усилия сына леди Омберсли, ее дочери и док-гора, чтобы вытеснить из ее головы это страшное убеждение; его светлость, которому жена сообщила это, стал искать облегчение единственным известным ему способом, и все кончилось тем, что его не только пришлось везти домой из клуба, но из-за приступов подагры несколько последующих дней он не смог выходить из своей комнаты.

Но Амабель перенесла кризис. Лихорадка стала отступать; и хотя девочка была вялой и изнуренной, доктор Бэйли смог уверить ее мать, что если не будет рецидива, он сможет гарантировать полное выздоровление. Он щедро приписывал Софи немалую заслугу в том, что состояние девочки улучшилось; а леди Омберсли, проливая слезы, сказала, что не представляет, что бы с ними было, если бы не ее дорогая племянница.

– Да, да, она превосходная юная леди, и мисс Ривенхол тоже, – сказал доктор. – Пока они сАмабель. Вы можете не тревожиться, сударыня!

Мистер Фонхоуп, которого ввели в комнату пять минут спустя, первым узнал хорошие новости и тут же набросал небольшое стихотворение, посвященное избавлению Амабель от опасности. Леди Омберсли оно показалось очень трогательным, и она попросила его копию; но так как оно больше воспевало Сесилию, склонившуюся над постелью страдающей Амабель, оно не нашло одобрения у той, кому предназначалось. Со значительно большей благодарностью Сесилия приняла превосходный букет цветов, принесенный лордом Чарльбери для ее маленькой сестренки. Она спустилась к нему, чтобы поблагодарить его. Он не уговаривал ее остаться с ним, но в ответ на ее извинения сказал: