Великосветский свидетель
Шрифт:
При этом он едет в бордель, где не предпринимает никаких попыток интимной близости. Для чего же, спрашивается, он туда отправлялся? Потренькать на гитаре да спеть скабрезные стишки Лермонтова? Он не хотел близости с проституткой? Или не смог? Последнее ближе к истине. Хорош полковник Прознанский: он вроде бы негодует на служанку, соблазнившую сына, но не предпринимает ничего, чтобы избавиться от нее. Тетушка Анна Тимофеевна, судя по всему, права в главном: связь Николая Прознанского с гувернанткой санкционирована матерью молодого человека. Но при этом я не вижу ни малейшего мотива для преступных действий Жюжеван. Впрочем, и следов радикальной организации я тоже пока не вижу. Ну, не невидимки же они в самом деле? И кто-то же писал анонимку в канцелярию градоначальника. И кто-то пропитывал опием папиросы
9
На следующий день Шумилов пришел на работу с твердым намерением допросить остальных участников приятельского кружка Николая; если и не всех, то хотя бы некоторых — Ивана Веневитинова, Андрея Штрома. Но планам в этот день так и не суждено было сбыться.
Шидловский появился в кабинете делопроизводителей озабоченный и кратко пригласил Шумилова: «Алексей Иванович, зайдите ко мне». От вчерашнего сытого довольства не осталось и следа. Вадим Данилович был в начищенном мундире, из чего можно было сделать вывод, что он намеревался предпринять официальные визиты.
— Сегодня едем разговаривать с Кесселем. Мы его перехватим в министерстве, здесь он не появится. Будешь меня сопровождать, — Вадим Данилович достал часы, открыл крышку, прислушался к мелодичному звону. Шумилов понял, что шеф предполагает отправиться в Министерство юстиции на Малой Садовой. Решение было логичным, принимая во внимание, что Кессель уже пару недель находился в отпуске и на службе не показывался.
— Отправимся через четверть часа, список с фамилиями приятелей Прознанского не забудь, — распорядился Шидловский.
Пока казенный экипаж вез их по блестевшей после ночного дождя булыжной мостовой Невского проспекта, Вадим Данилович оставался мрачен и молчалив. Только однажды проговорил лаконично:
— Прислушивайся к словам Константина Ивановича. Это думающий и очень компетентный работник, человек большого ума и опыта. В столице он оказался по протекции председателя окружного суда Кони, они были большими друзьями. Не знаю, правда, как сейчас…
Недосказанная мысль была понятна: процесс Веры Засулич вполне мог разрушить добрые отношения Кони и Кесселя. В адрес первого раздалось немало упреков, причем, как со стороны представителей прессы, так и членов юридического сообщества. Обвинитель вполне мог перенести антагонизм из сферы профессиональных отношений в область отношений личных.
Шумилов знал, что помощник окружного прокурора Кессель вполне обоснованно пользовался хорошей репутацией среди работников прокуратуры. Известность Константину Ивановичу принесло необычное дело, связанное с подозрениями в адрес родственников баронессы Фитингоф, якобы живьем похоронивших старушку. Гроб с ее телом для проведения непрерывной заупокойной службы был доставлен в Сергиевский мужской монастырь под Стрельной, поблизости от Санкт-Петербурга. Ночью в монастырском соборе монах, читавший Псалтырь на аналое, услышал шум, исходивший из гробов. Немедленно были вызваны игумен и некоторые наиболее уважаемые насельники обители: все они также услышали подозрительные шумы. Возникло подозрение, что в одном из гробов находится живой человек. После открытия гробов предположение это не подтвердилось. Однако некоторый беспорядок внутри гроба баронессы наводил на мысль о том, что женщина после закрытия гроба двигалась, а стало быть, оставалась живой. Баронесса была очень богатой женщиной и нельзя было исключать, что она стала жертвой интриги неких лиц, заинтересованных в наследовании ее состояния. Первоначальная версия следствия сводилась к тому, что пожилую женщину пытались отравить, возможно, используя для этого сильное снотворное. Почти полтора суток баронесса оставалась без чувств и лишь в монастыре ненадолго пришла в себя, чтобы умереть, не дождавшись помощи.
Кессель очень осторожно повел следствие, преодолев соблазн поддаться первому впечатлению. Он на корню пресек попытки разглашения фамилии женщины, вокруг которой разыгралась вся эта история. Для жителей Петербурга она так и осталась анонимной «госпожой Ф.». Помощник прокурора окружного суда убедительно доказал, что никакого отравления баронессы не было и шум в ночном соборе, хотя и имел криминальную природу, но никоим образом не был связан с нею.
Шидловский с Шумиловым прошли в здание министерства через
Шидловский официально представил Кесселю своего помощника.
— Константин Иванович, мне надо от вас всего-то несколько слов, пройдемте в курительную комнату, — Шидловский был с Кесселем в одном чине, но старше по возрасту, так что особенно с коллегой не церемонился.
В большом просторном коридоре звук шагов скрадывался толстыми ковровыми дорожками, двери открывались и закрывались бесшумно, разговоры велись приглушенно, вполголоса и неспешно. И поэтому, даже несмотря на то, что сновавших туда-сюда чиновников и посетителей было в этот предобеденный час немало, здесь — возле кабинетов высших руководителей министерства — царила тишина. Шидловский, Кессель и шедший на полшага позади них Шумилов, прошли в конец коридора и очутились в просторной, обставленной кожаной мебелью курительной. После пожара, произошедшего в Министерстве юстиции в декабре 1876 года, под курительные комнаты были выделены на каждом этаже просторные помещения, оборудованные добротной мебелью и декорированные на манер солидного английского клуба. Это было не только и не столько место для курения, но и комната для кулуарного общения посетителей министерства.
Все трое разместились на длинном диване с высокой неудобной спинкой, причем Кессель оказался между Шумиловым и Шидловским. Последний без обиняков приступил к делу:
— Константин Иванович, сейчас я веду дело об отравлении морфием сына жандармского полковника Прознанского. Есть основания полагать, что восемнадцатилетний юноша попал в компанию нигилистического толка, интересовавшуюся возможностью кустарного получения ядов. Признаюсь, не хочу обращаться к нашей секретной полиции, поскольку ведомство сие будет тянуть жилы, напускать туману и в конечном итоге ничего по существу мне не сообщит. Я знаю, что совсем недавно вы вплотную занимались молодежью этого сорта и хорошо представляете себе обстановку в студенческой среде столицы. Константин Иванович, взгляните, пожалуйста, на списочек, — Шидловский просигналил Алексею Ивановичу глазами, и тот подал Кесселю список, составленный Спешневым. — Это молодые люди, свидетели по нашему делу. Может, кто-то из них попадал в поле вашего зрения?
Кессель самым внимательным образом выслушал Шидловского и углубился в чтение короткого списка.
— С полковником Прознанским я лично никогда не общался, но имею представление, что это за человек, — задумчиво проговорил Кессель. — Да, действительно, фамилии тут достаточно известные. Павловский, насколько я могу судить, это родственник генерал-лейтенанта от кавалерии.
— Сын, — кивнул Шумилов.
— Потом, Андрей Пожалостин. Уж не родственник ли это действительного тайного советника?
— Сын, — снова кивнул Шумилов.
— Насколько я слышал из внушающих доверие источников, действительный тайный советник Николай Николаевич Пожалостин — это человек, отвечающий за личный шифр Его Императорского Величества. Разумеется, это сугубо кулуарно и никем никогда официально подтверждено не будет, но слова мои примите к сведению. Я не допускаю мысли, что в семье такого человека может пустить корни политическая неблагонадежность.
Шумилов с Шидловским быстро переглянулись.
— Вот еще знакомая фамилия: Спешнев… — Кессель задумался на несколько секунд. — Спешнев, Спешнев… Мелькала эта фамилия, но только давно, в 1849 году, почти тридцать лет тому назад. Проходил тогда по делу петрашевцев некий Николай Спешнев, зажиточный помещик. Был осужден на 12 лет каторги, замененные высочайшим указом на 10 лет. Отбыл наказание, остался на поселении в Иркутске, редактировал там газету «Иркутские ведомости». Может, стоит проверить, не родственник ли он вашему Спешневу? А так больше… нет, никто никаких ассоциаций не вызывает.
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
