Великосветское убийство
Шрифт:
— Я догадался, что дело в тоннеле, — заметил Вилохэд, пересчитывающий акции, принадлежавшие госпоже Фань, — она решила повторить ваш с господином бароном успех с акциями Хрустального моста и вложилась в ценные бумаги тоннеля. Тут ни много — ни мало, как на девятьсот пятьдесят семь рё. Огромное состояние. Есть из-за чего рискнуть.
— Почему не круглая цифра? — удивилась чародейка, — странно даже.
— Госпожа Фань заявила, что сделала ставку, вложив в акции все свои деньги, — пояснил министр, — но наши маги сначала склонялись, а затем и в открытую принялись говорить о надувательстве, сокрытом в самой идее
— Мне очень интересно, откуда господин Сюро узнал о шантаже? — задумчиво проговорила чародейка, — мы с коррехидором оба слышали, как он ещё на приёме предостерегал госпожу Фань Суён от необдуманных действий, пускай и в несколько иносказательной форме.
— Во время нашей приватной беседы я заметил в стекле настенной витрины с классическими артанскими луками отражение шурина. Санди стоял и самым бессовестным образом подслушивал: то ли профессиональная осторожность толкнула его на этот шаг, то ли простая случайность. Не могу сказать. Как только он перехватил мой взгляд, тотчас же растворился в полумраке коридора. А затем встретил нас уже на лестнице и, проговорив что-то о том, что якобы я, воспользовавшись правами хозяина приёма, единолично наслаждаюсь обществом прелестной дамы, увёл Фань куда-то.
— Смерть шурина не вызвала у вас подозрений? — спросил Вил.
— Ни малейших, если вы, конечно, имели в виду Фань Суён. Видите ли, господа офицеры, я знал Санди более десяти лет, и всё это время мы основательно и крепко дружили. Не знать, что он служит в Департаменте информации и исследований, я просто не мог. Знал и понимал, разведчик имеет множество возможностей за время своей карьеры нажить серьёзных врагов. Санди ещё в молодости любил шутку про долголетие разведчиков, которого просто не существует в природе. Так что я приписал его смерть чему-то подобному.
— Получается, вы отказали госпоже Фань Суён, несмотря на письмо? — уточнила Рика, — или же тянули время и водили за нос.
— Стыдно признаться, но я трусливо тянул время, — сознался Харада, — надеялся, что ситуация разрешится окончательным заключением Академии. Против них даже я был бы бессилен. Она же принялась буквально преследовать меня. Встречала, звонила, разве что у дверей не подкарауливала. Чем выводила из душевного равновесия, всякий раз расписывая те ужасы, что вызовет обнародование моего послания барону. Я был на грани срыва.
— Почему вы в не обратились к моему отцу? — нахмурился Вилохэд, — клан Пальмы, к которому принадлежит ваша супруга, в союзе с Дубовым. Вы могли бы получить защиту и поддержку.
— Поддержку? — криво усмехнулся министр, — от сэра Гевина? Даже не представляю, что бы он сделал со мной, узнав, что я опозорил клан супруги столь безнравственным поступком, как взятка. Боюсь, как бы я не удостоился чести ритуального самоубийства.
— Вы переоцениваете моральные принципы главы Дубового клана, — ответил коррехидор, — и недооцениваете его рациональность. Полагаю, максимум, что вам грозило, так это весьма короткий
— Естественно, сэр Вилохэд, — с достоинством ответила жена министра, — я, Харада Томоко, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, даю слово, залогом твёрдости и незыблемости коего является кровь клана Пальмы, текущая по моим жилам, что не попытаюсь каким-либо образом избегнуть участи, которую решит суд Палаты корней и листьев.
На этот раз посещение Дома шоколадных грёз почему-то не принесло обычной радости. Вил попросил отдельный кабинет, и теперь они сидели за накрытым столом, чародейка пила глайс, а коррехидор потягивал вино.
— Удивительная преданность брату и мужу, — нарушила молчание Рика, — госпожа Харада, не моргнув глазом, пошла на убийство.
— Глупость, — заклеймил Томоко Вил, — некритически воспринятые принципы, в коих воспитывали женщин-воительниц Эпохи Расцветания и Увядания.
— А как по мне, — возразила чародейка, — жертва во имя любви никак не может почитаться за глупость.
— Интересный подход, — улыбнулся Вил, — неужто вы тоже склонны приносить подобные жертвы! Любопытно, чем готова была бы пожертвовать ради любимого человека дипломированная чародейка, с пяти лет посвящённая Богу Смерти?
— Я? — прищурила свои зелёные глаза Рика, — пожалуй, я смогла бы остричь волосы на манер монахов из горных ашрамов.
— Что? — не сразу понял коррехидор, — заиметь причёску монаха, то есть наголо побрить голову?
Рика зажмурилась и дважды кивнула.
Вил помолчал. Потом усмехнулся.
— Право слово, Эрика, вы не перестаёте меня удивлять. Даже не знаю, что мне следует делать: плакать или смеяться? Почему вы решили, будто мужчине доставит удовольствие лицезреть свою любимую с обритой головой?
— Это — всего лишь показатель того, что ради любимого человека я готова пойти на серьёзные жертвы.
— Скорее уж, это — показатель различий между психологией мужчин и женщин. Ни одного нормального мужчину не может порадовать то, что доставит неприятные ощущения его возлюбленной. Вас же тянет на ненужное геройство: остричь волосы, пристрелить убийцу. Лучше бы госпожа Харада показала мне дневник Сюро Санди сразу, как только получила его. Мы арестовали бы Фань Суён, министр оказался бы в безопасности, а самой Томоко не пришлось бы давать показания древесным лордам.
— Что же тогда пришлось бы по вкусу ВАМ?
— Ради меня не требуется уродовать свою внешность или стрелять в кого-то, — улыбнулся коррехидор, — довольно просто быть счастливой. Счастливой рядом со мной и вместе со мной. Что скажете на это?
Рика дала себе время обдумать ответ, поднеся к губам чашку горячего шоколада. Она никак не могла понять, что скрывается за словами коррехидора о предложении быть счастливой рядом с ним и вместе с ним. Если он сказал это в абстрактном смысле, не имея её лично ввиду, то будет верхом глупости приписать его слова на свой счёт.