Великосветское убийство
Шрифт:
— Значит, ран нет? — коррехидор заставил себя поглядеть на распростёртое на кровати окровавленное тело, совсем недавно бывшее ещё жизнерадостным мужчиной в расцвете лет, — тогда что его убило?
— Кожные покровы и мышцы не имеют следов проникающих ранений, — констатировала чародейка, — однако запах соответствующие выделения свидетельствуют о том, что кишечник также был повреждён. Пока ничего определённого сказать не могу, кроме того, что смерть наступила часов семь назад. Точнее скажу после вскрытия.
Девушка вернула пижаму в предыдущее состояние и накрыла труп одеялом с головой.
— Вам не плохо?
— Держусь, —
Дворецкий и личный камердинер Мичия сказал, что господин Сюро возвратился около трёх ночи.
— Он всегда звонит мне, когда возвращается… возвращался, — грустно поправился Мичия, — я привык уже.
— Ничего странного или необычного вы не заметили? — спросила чародейка, видя, что коррехидор пока не способен вести следствие, — погодите.
Она сходила на кухню и велела сварить крепкого кофе и добавить туда сахар и хорошую порцию бренди. Узнала по ходу дела, что кухарка приходящая. Вчера ушла вообще рано, а сегодня пришла к восьми и поставила печься хлеб, тесто для которого приготовила ещё с вечера, и заварила ячмень для господина.
Кофе, действительно, помог. На лицо коррехидора возвратились краски, и он начал больше походить на самого себя.
Мичия дождался, когда к нему снова обратятся с тем же вопросом и продолжал:
— Господин вроде обычный вчера был. Сказал, что выиграл прилично денег, выгрузил из кармана банкноты, посмеялся ещё, что семёрка пик там затесалась. Проговорил что-то про длинные тени у старых грехов и пошёл спать. Даже ванну брать не стал. Сказал, что с выпивкой перебрал сегодня, что последнее точно пить не надо было, мол голова трещать станет утром, но потом махнул рукой, мол, ничего не поделаешь, сделанного не воротить, и пошёл спать. Деньги я в кабинет отнёс и в шкатулку сложил. Он туда всегда свои выигрыши складывал. После этого я тоже спать отправился. И всё.
— Вы раздеваться ему не помогали? — спросил Вил.
— Нет, — покачал головой камердинер, — не признавал он этого. Только уж, коли совсем напивался, тогда да, — вздох, — но пить господин умел. Я его всего-то раза три раздевал за всю жизнь.
— Понятно. Про утро я уже слышал. Кто ещё в доме?
— Кухарка, — начал перечислять Мичия, — женщина порядочная, мать четверых дочерей на выданье, здесь не живёт, приходит по утрам. Потом горничная Гиса, у неё комната возле моей, дворник и я. Дворник живёт по соседству.
— Вы ночью ничего подозрительного не слышали?
— Нет. Господин не звонил. Никаких посторонних или подозрительных звуков я не слыхал, а сон у меня чуткий. Можно даже сказать, дрянь, а не сон. Бывает по половине ночи глаза в потолок луплю. Так что, коли кто чужой в дом забрался, я бы непременно услыхал.
Горничная ничего нового к рассказу камердинера не добавила. Она легла спать рано, хозяина по ночам видела редко.
— Ежели господин пожеламши был чаю испить, — шмыгая носом, сказала женщина, — то Мичия собственными руками чай заваривал. У него ещё травки всякие имеются. Ведь, господин наш, — снова не то вздох, не то шмыг, — желудком последние пять лет страдал. Иной раз его крепенько так скручивало. Потом вроде отпускало. Вчера? — глаза женщины увлажнились, — не было ничего необычного. Господин Сюро только рубашку велел выгладить самую дорогущую. Сказывал, важный приём у ихней сестры, хотел быть на высоте.
Послышался топот, приехал
— Можно забирать? — сержант запоздало сдёрнул с головы берет.
— Да, — разрешила чародейка, бросила взгляд на коррехидора и увидела, что тот совершенно расклеился, — пойдёмте, потянула она его за рукав. Более мы здесь ничего не узнаем. Чтобы двигаться дальше, нужны результаты аутопсии.
Вил кивнул, поблагодарил всех за содействие и вышел. В магомобиле он посидел какое-то время, собираясь с мыслями.
— Извините меня, Эрика, — проговорил он, — но я вынужден попросить вас потратить ещё какую-то часть выходного дня и сделать вскрытие Сюро.
— Даже не думайте извиняться, — решительно заявила чародейка, — у меня всё одно никаких планов не было, да и жутко интересно, отчего умер друг вашего дяди. Я заснуть не смогу спокойно, пока не увижу всё своими глазами.
— Хорошо. А меня ждёт то, чего я всеми силами желал бы избежать, но не получится, — он резким жестом откинул отросшие волосы со лба, — нужно сообщить госпоже Хараде о смерти брата.
— Может, Турада позвонит ей и скажет?
— Нет. В случае совершенно чужих мне людей я со спокойной совестью перепоручил бы сие Тураде, но теперь. Придётся ехать и разговаривать лично.
Чародейка видела душевное смятение четвёртого сына Дубового клана. Ей вдруг захотелось обнять его и утешить, совсем как утешала её бабушка, когда залётный коршун растерзал любимого Рикиного котёнка.
— Вил, — проговорила она, впервые обратившись к нему неформально, сокращённым именем и без титулов, званий, — я отлично понимаю, что вы сейчас чувствуете, — на неё взглянули страдальческие карие глаза, — и мне очень хочется помочь вам. Знаете, некромантов с детства учат воспринимать смерть правильно. В ином случае чародей просто угробит здоровье, как физическое, так и духовное. Мне было пять, когда бабуля преподала мне первый урок. Да и случай подвернулся удобный. За пару недель до этого дедушка принёс домой котёнка. Беленького, пушистенького с разноцветными глазками и коротенькими лапками, такими, что всё время казалось, будто он припал к земле. И вот на него-то чёрный коршун и налетел. Котик у нас и месяца не прожил. Я отогнала птицу палкой, однако ж, поздно. Мой Мадару лежал мёртвый и весь в крови. Я рыдала над любимцем и всё никак не могла успокоиться. Порой мне казалось, что ощущаю его предсмертный страх, жгучую боль от переломанных костей и разрываемых мышц. Это было невыносимо. Бабушка забрала трупик котика, вымыла его и магией высушила шёрстку. Затем положила мне на колени и научила самому главному в жизни некроманта: отстранению от смерти. И теперь я хочу научить этому вас.
Коррехидор кивнул.
— Было бы здорово. Я-то, глупец, успел возгордиться. Уже три месяца меня не тошнило в вашем кабинете и при осмотре трупов. Хотя и сейчас дурноты нет; с Санди совсем иное: никакого отвращения, только острая, почти физическая боль в душе.
— Именно с этой самой болью вы должны проститься навсегда, — решительно заявила чародейка, — давайте руку. Рука была прохладной, — теперь запоминайте, а я чутка подкреплю магией. Ваш амулет нагреется, но не пугайтесь, просто одарю вас капелькой магической энергии. Хорошо?