Веллоэнс. Книга первая. Восхождение
Шрифт:
древние странные сказания. К седельной луке муравита были прикреплены
носилки, сверху громоздилась смежеванная туша. Унтц-Гаки полз бодро, не
замечая веса, который могли сдвинуть лишь троица быков.
Пыльная дорога виляла по холмам, пробираясь по низинам, огибая
выпирающие из глины, словно серые зубы из челюсти старика, острые высокие
камни. Хоть и без продыху, но продвигались медленно, на такой жаре не
поскачешь. В дневной жар, когда идти было невыносимо, Корво
собирали хворост, зажигали костер, жарили мясо питона. Ломти шипели, капли
жира падали на угольки и зеленым дымком взвивались в чернеющую даль.
Глубокой холодной ночью Авенир всех останавливал на привал, очерчивал
широкий круг, шептал молитвы и ставил защиту от зверья и духов. Квест проходил
спокойно, разве что Пармена однажды цапнула пустынная крыса – рану прижгли, но лодыжка опухла и чесалась.
На окоеме забрезжила полоска приземистых домиков. К полудню она
растянулась на весь горизонт, а вечеро путники вместо убогого селения с вышины
холма узрели развернувшийся во всю красу город. Стены из красного камня
упирались в небосвод, редкие окна больше похожи на бойницы – узкие щели
между массивными камнями. Ворот не было, проход широк так, что поперек
караван пройдет.
Корво хмыкнул.
– Ну, вот вроде и Турмага. А где двери то?
Волхв удивленно осмотрелся:
– Изветшали, наверное. Кто знает, сколько тысячелетий стоит. С пути сбились, чтоль? Селение должно быть. Или тот корчмарь продал неверную карту?
Пармен испуганно уставился на волхва:
– Такую… из пергамента? Со значками? Я для таверны их вместо картин
рисовал, чтоб стены украшали.
Еще полдня брели вдоль стены. Корво сказал, что рядом с городом всегда
живет какой-нибудь отшельник, даже если город вымер. И правда, под вечер
наткнулись на дом. Те же красные камни, высотой в три человеческих роста, вход
изнутри завален огромной черной скалой. Троица орала до хрипоты, стучала по
стенам, Авенир даже швырнул с помощью магии огромный булыжник в обелиск, отчего тот зазвучал низким гулом.
Унтц-Гаки подполз к входу, уперся в заграждение. Пластины хрустели, Корво
даже показалось, что он видит, как перекатываются жилы существа, муравит
головой и передней парой лап упирался в каменистую землю, та бугрилась, нежелая держать зверя, но, скрипя, повиновалась. Наконец, между красной стеной
и заграждением образовался проход, в который смогли протиснуться герои.
В темноте засиял свет, загремел хриплый песочный голос:
– Вот настырное людье! Только поспать лег, а уже в гости лезут. Ну, заходите, коли прощемились. Будем любить и жаловать. Даже жучка вашего попотчую, а то
хилый какой-то, заслонку еле сдвинул.
Промасленные
огромные руки, словно сплетенные из корней старого дерева. Кожа такого же
красного цвета, как и стены, квадратное лицо и горящие желтым огнем глаза.
Великан строго смотрел на мужчин, Авенир едва достал бы ему колена, в душе
волхва пробежал холодок. Тот заметил, что путники оторопели, довольно
улыбнулся.
– А кого еще ожидали узреть в краю пустынников – прелестный кармилитянок
да карликов-лицедеев? Эй, Димехра, готовь стол! Для малюток! И озорника нашего
оберни, а то раздавит.
Пустынник прошептал заклинание, хлопнул в ладоши, вызвав ворох
трескучих искр. Когда рябь в глазах ушла, на месте гиганта стоял невысокий
сухонький мужчина в сером балахоне с красной бахромой по краю. Из капюшона
выглядывало светлое лицо с редкими седыми бровями, глаза озорливо подмигнули
Авениру. Чаровник поклонился, бархатно молвил:
– Зовите меня Фемист. Буду рад вечеровать с гостями. Извиняюсь за
представление, мало ль кто с дороги заходит.
Нир удивленно посмотрел на сухонькую фигуру, почтительно склонил голову:
– Я – Авенир, волхв и пророк Высшего! Хм, стараюсь быть, как могу. Это –
Корво, крестьянин, перекованый в воина. А вот этот смуглый – Пармен. С перепугу
может всяким хламом метко швыряться. Ну, там кинжалами, булыжниками, кувшинами. Специально же даже по носу себе пальцем не попадет.
Седовласый улыбнулся:
– Знаю, встречал и таких. Пожалуйте в трапезную.
Мужчины прошли, сели за стол. Вышла хозяйка – статная полная женщина в
такой же серой накидке с красной каймой, в руках пузатый чугунный котел, доверху набитый дымящимися жареными перепелами. Следом подоспели
кувшины с соком, зайчатина и пареные корни пустынного хвоща. Пока гости
налегали на яства, Фемист неторопливо потягивал сок. Синие глаза блуждали по
стенам дома, взгляд остановился в углу, где беззаботно плел паутину толстый паук.
– Как и всегда… как и всегда…
Пармен оторвался от зайчатины:
– Что за думы думаешь, хозяин?
Мужчина отмахнулся:
– О своем, о вечном. Жизнь такая разная, иногда замечаешь, чего видеть не
стоит.
Теперь уже Авенир заинтересовался, жевать стал медленнее, брови
нахмурились. Это Корво лишь бы набить желудок, даже став воином, крестьянские
замашки остались, а ему, волхву думать должно… и не только пузом.
– Фемист, поведай о сердечных тайнах. Мыслью не раздавишь, а тебе хоть