Велнесс
Шрифт:
– Ого. Ничего себе.
– Сама посуди. Патриархат и капитализм без моногамии нестабильны. Капитализм обеспечивает все большую концентрацию богатства, а патриархат гарантирует, что оно будет сосредоточено в руках мужчин. Эта система стимулирует женщин выходить замуж за тех, кто повлиятельнее и постарше, и если не будет моногамии, чтобы уравнять шансы, у вас просто появятся толпы молодых людей, неспособных найти себе жен. А, как мы все знаем, для общества нет ничего хуже, чем лузер, которому никто не дает. Поэтому
– Об этом я никогда не задумывалась.
– Брак – это технология. И если одни технологии расширяют человеческие возможности, то другие их ограничивают. Рычаг расширяет, а замок ограничивает. И все, чего я хочу, – это превратить брак из замка в рычаг. Я хочу, чтобы у меня была опция время от времени переживать романтические увлечения, не чувствуя себя плохой женой.
– Но я же видела вас с мужем. У вас явно нет недостатка в романтике.
– Серьезно, Элизабет, заведи любовника. А еще лучше – скажи Джеку, чтобы он завел любовницу. И он станет для тебя на тысячу процентов привлекательнее. Это просто магия.
– Я не уверена, что Джек на такое согласится.
– Давайте куда-нибудь выберемся вчетвером? На двойное свидание. Мой муж очень хорошо умеет говорить о таких вещах. Будет здорово.
– Даже не знаю.
– Напиши Джеку прямо сейчас. Скажи, что у тебя есть одна авантюрная идея. Он очень обрадуется.
– Ничего он не обрадуется. Каждому завести собственных любовников? На этой неделе я предложила, чтобы у нас были собственные мастер-спальни, и он взбесился.
– Собственные спальни – отличная мысль, но я думаю, что проблема в слове «мастер».
– То есть?
– Да ты чего, Элизабет. Мастер. Господин. Разве у этого слова нет определенных коннотаций?
– Мне это и в голову не приходило.
– Еще бы, людям вашего поколения такое редко приходит в голову.
– Я хочу сказать, мы с Джеком так долго вместе, что я не могу вот так взять и предложить нечто подобное, нечто настолько… радикальное. Это будет как-то жестоко.
– Ты знаешь, чем я занимаюсь на работе?
– Чем-то связанным с математикой.
– Это называется алгебраическая топология.
– И что это такое?
– Раздел математики, который в основном изучает качественные свойства пространственных объектов, подвергающихся гомеоморфным преобразованиям.
– Ага.
– По сути, это математика деформации и изменения. Обычно я объясняю это так. Представь баскетбольный мяч. Какой он формы?
– Круглый.
– Не совсем.
– То есть шар.
– Вот, другое дело. А если я его сдую?
– Он больше не будет шаром.
– Именно. И по законам геометрии это теперь новый объект. Но интуитивно мы все понимаем, что это не новый объект. Это все тот же объект. Баскетбольный
– Тогда это уже не мяч?
– Но и не два мяча. Мы преобразовали его в два совершенно других, новых объекта. Именно в этом и состоит суть моей математики. Если огрублять, то она описывает, насколько сильно можно деформировать объект, прежде чем он станет новым объектом.
– Понятно.
– А еще эти методы применяются в работе с большими данными, хотя я очень прошу: только не заставляй меня об этом рассказывать.
– И к чему ты клонишь?
– Все в мире меняется. Это факт. Главный вопрос в том, где допустимый предел перемен. Тебе надо решить для себя, сколько изменений выдержит ваш брак, прежде чем перестанет быть самим собой.
– В смысле, порвется ли мяч, если я предложу это Джеку?
– Я имела в виду другое: ты уверена, что он еще не порвался?
Элизабет кивнула.
– Хорошо, наверное, я поговорю с Джеком, – сказала она. – Авантюрная идея – это звучит заманчиво. Думаю, мы могли бы попробовать.
– Ура! – сказала Кейт и захлопала в ладоши.
– Спасибо тебе. Это было очень познавательно.
– Всегда пожалуйста. А теперь можно я задам тебе вопрос?
– Конечно.
– Меня заинтересовала одна вещь, о которой ты говорила. Когда-то ты верила, что вы с Джеком родственные души.
– Да.
– Ты до сих пор в это веришь?
– Понимаешь, Джек просто замечательный человек. Вдумчивый, умный, глубоко порядочный, прекрасно ладит с Тоби.
– Но ты веришь, что он твоя родственная душа?
– Если честно, нет, больше не верю.
– И когда ты перестала в это верить?
– Во вторник, 4 ноября 2008 года.
– Подозрительно точная дата.
– Это был незабываемый день.
– Что случилось?
– Долгая история, – сказала Элизабет. – Если вкратце, то в этот день я, скажем так, запуталась.
Запутанная история
ВСЕ НАЧАЛОСЬ в полдень, во вторник, в 2008 году, и началось с того, что Тоби опять отказался от еды.
Он только что проснулся – ему тогда было два года, и он уже мало спал днем, но в тот конкретный вторник по какой-то причине задремал на целых полтора часа, и Элизабет провела эти девяносто минут тишины за готовкой и размышлениями. Размышляла она о работе. В частности, о новом клиенте, который обратился к ней со странной просьбой.