Велосипед судьбы
Шрифт:
До волантера добрались мигом. Васька взбежала по трапу, кинула бухту кабеля на пол гондолы, крикнула в коридор: «Я скоро буду, не теряйте!», – и спустилась обратно.
– Куда поедем? – спросила она.
– Держись за мной!
Они поехали по прямой широкой улице, вполне заслуживающей названия проспекта. Василиса отметила про себя, что машин тут совсем немного, а те, что есть, в основном грузовые. Маленькие такие грузовички, ближе к большому пикапу, которые развозят продукты по лавкам и магазинчикам. Видимо, личные машины тут действительно не нужны,
Вскоре город кончился – внезапно, без пригородов, как обрезанный. Дома, дома, дома – раз, и дорога идет среди полей.
– Куда мы едем? – спросила Василиса.
Данька притормозил, поравнявшись с ней, протянул руку, коснувшись её локтя, и мир моргнул. Вокруг встала сумрачная туманная перспектива Дороги – странного межпространства, сквозного пути, проходящего нигде и везде одновременно.
– Зачем? – спросила Васька, в очередной раз удивившись, как глухо и странно звучат тут голоса.
– Нам сюда! – Данька показал на проявившийся боковой съезд.
Над ними зажглось яркое солнце, под колёса покатилась трава. Васька нажала на тормоз и встала, слегка проскользив задним колесом по влажной зелени.
– Смотри, какие цветы! – сказал Даниил, обведя вокруг широким жестом руки.
Цветы действительно были замечательные. Огромные, размером с два кулака соцветия поразительно сочных оттенков. Синие, лиловые, багровые, пурпурные и оранжевые, они росли неровно разбросанными островками посреди поля невысокой травы, раскинувшегося до горизонта. Как будто их высыпали пригоршнями разноцветного бисера на зелёное одеяло.
– Красиво, да? – спросил парень. – Ты же любишь цветы?
– Это красиво, – мрачно вздохнула Василиса. – И я люблю цветы. Но пожалуйста, немедленно отведи меня обратно.
– Что-то не так?
– Всё не так.
– Я не понимаю, правда… Я хотел сделать тебе приятное!
– Послушай, Дань. Я думаю, ты, правда, хотел как лучше. Но ты так ничего и не понял. Ты снова решил за меня. Ты не спросил, хочу ли я оказаться в другом мире, в полной зависимости от спутника, без которого мне не выбраться. В мир, который, я уверена, погиб, и в котором мне не выжить. Фактически, я сейчас твоя заложница. Почему ты думаешь, что это должно быть приятно?
– Я не…
– Да, ты ничего такого не имел в виду. Надеюсь. Но ты снова распорядился мной. Из самых лучших, разумеется, соображений, – отмахнулась она от раскрывшего рот для возражений парня. – Но это неважно. Потому что я не шмурзик, которого можно взять на колени и погладить. Мне не надо делать хорошо без моего согласия. Теперь ты отвезёшь меня назад, или оставишь на этом чёртовом кладбище?
– Отвезу, – мрачно сказал Данька, – держись рядом…
***
–
– Так заметно?
– У тебя очень выразительное лицо.
– Не то чтобы поругались… Просто неправильно всё как-то.
– Хочешь рассказать?
– Нет, наверное. Не хочу.
– Знаешь, Вась, люди только с виду живут в общем мире. На самом деле – каждый в своём, и пересекаются они только частично. Поэтому чаще всего окружающие ведут себя не так, как мы ожидаем, потому что видят не то же самое, что видим мы. Даже если они рядом.
– И что с этим делать?
– Учитывать.
– Ну спасибо, мам! Это очень мне помогло! – фыркнула недовольно Василиса.
– Иногда то, что воспринимается как обида, является просто непониманием.
– Можно подумать, это что-то меняет!
– Иногда меняет. Иногда – нет. Это не тот опыт, который можно передать, придётся наступить на все грабли самой.
– Отличное материнское напутствие. Но я лучше не пойду туда, где эти грабли валяются.
– Поспорим?
– Нет! Ни за что! Я в каюту. Наслаждаться заниженной самооценкой, обвинять во всём себя и размышлять о своей невдалости. Лучше бы провода весь день тянула, там хотя бы схема есть…
В каюте Васька завалилась на кровать, которую так и не заправила с утра. Прямо в одежде, разве что ноги в ботинках свесила. Уставилась в потолок и задумалась, что очень глупо, что к людям нет схем. Все отношения – как провода наугад соединять.
Она тут же представила себе два толстых жгута, в каждом по два десятка разноцветных проводов, ни один не промаркирован, а цвета не совпадают. А ей надо соединить их так, чтобы все сигналы прошли. И даже тестера нет. Она так глубоко задумалась над этой задачей, что задремала, и проснулась только когда на стене хрюкнул свежеустановленный селектор.
– Механик, ответь рубке.
– Механик на месте, пап.
– Василь Иваныч, к тебе гости.
– Пусть проваливает. Не хочу его видеть.
– Вась, я целиком за, – ответил удивлённо капитан. – Но это не он, а она. Какая-то девчонка пришла.
– Пусть проходит.
– Вау, а я думала у меня в комнате бардак! – сказала Ирка, с интересом оглядевшись.
– Мне не стыдно. Я подросток, – мрачно ответила Василиса. – Мне положено жить в мусорке, ругаться с родителями и предаваться меланхолии. Но с моими родителями не особо поругаешься, на меланхолию нет времени, остаётся только не убирать в комнате.
– А что не так с родителями? – заинтересовалась Ирка.
– Они слишком понимающие. Мне не на кого орать: «Отстаньте, вы ничего не понимаете!» Потому что они всё понимают.
– Но это же хорошо?
– С одной стороны да, с другой – некого обвинить в своих проблемах. Это страшно снижает самооценку.
– А мои родители меня бросили, когда я стала корректором. Сдали Конторе и забыли. Ну, или не забыли, не проверяла. Не хочу знать.
– Тоже паршиво, – загрустила Василиса, – жизнь – говно…