Вельяминовы. Начало пути. Книга 1
Шрифт:
Женщины сидели в зале, приводя в порядок доставленные из Лондона вещи. Петя забрал детей — заниматься верховой ездой, и дома осталась одна Лиза — она возилась с куклами на ковре.
— Так хорошо говорит уже, — кивнула Марфа на девочку, — как Федосья моя. Та тоже рано говорить начала, а Федор — поздно, с мальчиками всегда так.
— Мальчики! — сказала Лиза. «Люблю мальчиков!»
Женщины расхохотались — в один голос. «Ну, ты, Лизавета, все же погоди немного, — посоветовала Марфа, — подрасти».
— Майкл с Ником
— Тяжело ты их рожала? — Марфа взглянула на невестку. «Или они маленькие были?».
— Большие, что один, что другой — вздохнула Маша. «Тяжело очень, потом еще полгода, — она жарко покраснела, — не могла ничего, ну, этого…»
— Бедная, — Марфа отложила платье и поцеловала невестку в виднеющиеся из-под чепца волосы. «А что ты ничего яркого не носишь — тебе бы пошло красное, или гранатовое. Или серебристое что-нибудь — у тебя кожа вон какая белая, — как мрамор».
— Платье венчальное у меня серебристое было, — Маша чуть улыбнулась. «Нельзя нам — суета считается, нехорошо это. Драгоценности нельзя, кружева, музыку слушать нельзя.
Книги тоже…, - она вдруг осеклась, и продолжила, — не все можно.
Марфа улыбнулась. «Ну, знаешь, коли Библию внимательно читать, — дак там тоже много интересного найдется. Скучаешь ты по Степану-то? Ты ж такая красавица, он, как приезжает, наверное, тебя днями из постели-то не выпускает».
Маша жарко покраснела и потянула к себе стопку Лизиной одежды. «Говорила я Пете — дитя маленькое еще, зачем его в шелк и бархат одевать, а он ответил — мол, мне для своих детей ничего не жалко, я для того и работаю, чтобы они ни в чем нужды не знали».
— И правильно, — ворчливо отозвалась Марфа, разбирая свои книги. «Тео вон тоже — не хочу я ее в обносках держать, девка видная, лет через пять али шесть уже и замуж пойдет, на кого ж мне деньги-то тратить, кроме как на нее с Федором?»
— А в кого Федя большой такой — вроде и не пять лет ему, а все десять, — Маша посадила Лизу к себе на колени, и приложила к ней платьице. «Это поносит пусть еще, не мало, вроде. Так быстро растут они — не угонишься».
— Батюшка с матушкой мои покойные высокие были, да и султан Селим, отец его — тоже. И Тео видишь, рослая девочка. Одна я маленькая, — Марфа вдруг подсунула Маше книжку:
«Это читала?».
— Нет, — невестка посмотрела на «Трагическую историю Ромео и Джульетты». «Это про что?»
— Про любовь, — Марфа внезапно прикусила губу, сдерживая смех. «Как прочтешь — так еще сильнее в мужа влюбишься, обещаю».
— Нельзя мне, — вздохнула Маша. «Мне только то, можно читать, что Степан разрешает. Ты же видела — некоторые шкафы в библиотеке на ключ закрыты».
— Ну, если захочешь, приходи ко мне, — Марфа потянулась, — у меня все лежит свободно — бери любую книгу. И как это у вас
Маша молчала, опустив голову.
— Ну прости, — Марфа присела на ковер, и взяв у невестки ребенка, устроила его рядом. «У меня язык, ровно как у матушки моей — новгородский, что думаю, то и говорю. Не мое это дело, конечно, но мне родители ничего не запрещали».
— То родители, а то — муж, — тихо ответила Маша. «Он же глава семьи, яко же Христос — глава церкви, ему подчиняться во всем надо. Сама ж помнишь, как у апостола Павла сказано:
«Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем».
— Да уж, — Марфа рассмеялась, — сразу видно, мужчина писал. Это он за ложе супружеское отыгрывался — на нем-то не они властвуют, а мы — женщины. Видно, жена ему не давала, то-то он такой злой был.
— Марфа! — в ужасе сказала невестка.
— А что? — та погладила Лизу по голове. «А ты слушай, ты пока хоть и дитя, но может все равно — запомнишь. Дак в той же Библии, Маша, вон, Песнь царя Соломона почитай — где там, что про безмолвие сказано? Там, наоборот — женщина говорит, и говорит-то как!
Марфа закрыла глаза и прочитала по памяти: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих!
Ибо ласки твои лучше вина».
— Это про Иисуса и церковь Его, — хмуро ответила Маша. «Про божественную любовь».
— Ну конечно, — Марфа внимательно посмотрела в черные, смущенные глаза невестки. «Ты мне скажи-ка — ты со Степаном хорошо живешь? Честно скажи, мы ж родственницы, стесняться нечего».
— Как я не родила, — дак еще иногда хорошо было, — Маша вдруг опустила лицо в ладони. «А потом…, - она махнула рукой.
— Да ты, милая моя, почти шесть лет назад родила, — ахнула Марфа. «А ну подвинься, — она пристроилась на край кресла и что-то шепнула невестке.
— Нет, — почти неслышно ответила та. «И не было, — она замялась, — никогда. Ну было, но не от этого, — она опять покраснела.
— Так скажи ему! — возмущенно потребовала Марфа. «Что ж это за жизнь такая!»
— Я, Марфа, как в супружескую постель легла, так у меня еще и крови не пришли. Что я тогда знала — только то, что надо терпеть и молчать, — горько сказала Маша, и Марфа вдруг вспомнила, что ей рассказывала Изабелла о своей брачной ночи.
— Сейчас ведь уже ничего не изменишь, да и какая ему разница? — Маша вдруг расплакалась.
«Я тихо, — сказала она, глотая слезы, — Лиза не испугается».
— Иди сюда, — шепнула Марфа и обняла невестку. «Ну-ну, — сказала она. «Хочешь, я с ним поговорю, как он приедет?»
— Да нет, зачем? — Маша вытерла лицо, и, взглянув в окно, встала. «Вернулись наши всадники-то, пойдем, сейчас купать всех придется».
В почте, что привезли из лондонского дома, Марфа нашла записку от Симмонса: