Вельяминовы. Начало пути. Книга 1
Шрифт:
Петя кивнул.
— Ну, вот и сделай так, чтобы не сравнивала, не мне тебя учить, — подытожил Степан и закрыл глаза.
— Сначала — к цирюльнику, — сказал Степан, когда они вышли из дома. Петя подставил лицо жаркому солнцу и спросил: «Зачем?»
— Затем, что ты будто в канаве ночевал, — ответил брат. «Хоть ты и помылся, и переоделся, — он оценивающе посмотрел на белоснежную льняную рубашку и вышитый золотом камзол, — а все равно, — вид у тебя, Петенька…, - Ворон покачал головой.
— Если б ты плохо
— Я бы плохо не спал, — Ворон свернул в переулок. «Я бы, в первый вечер, как Марфа вернулась, уложил бы ее в кровать, и не выпускал оттуда дня три. Так что я бы, Петенька, спал прекрасно, поверь мне — с такой-то, сладкой да гладкой под боком.
Брат хмуро молчал.
— Вот посмотри на нашего общего знакомого, — вдруг сказал Ворон, когда они уже подходили к лавке цирюльника, рядом с которой стоял высокий столб на бронзовом основании.
— Она ж его больше чем на двадцать лет младше, и у нее между ног, — поверь мне, Петруша, — вот уж действительно, вся Европа перебывала. А ему все равно. Более того, ребенка она ему родила, а не кому-то другому. Потому что если баба тебя любит, она ни с кем тебя сравнивать не будет — незачем это ей.
— А, может быть, она меня не любит, — горько сказал Петя, толкая тяжелую деревянную дверь.
— Вот же дурак, — пробормотал Ворон. «Зачем бы она к тебе поехала тогда, дом у нее есть, деньги тоже, дети — любой позавидует, какие. Ты-то любишь ее? — он вдруг остановился на пороге.
— Ты еще спрашиваешь, — Петя вздохнул.
— Ну и тем более дурак тогда, что ты сейчас здесь, а не с ней в постели, — Ворон похлопал брата по плечу и добавил: «Ну, ничего, я из усадьбы не уеду, пока не удостоверюсь, что у вас все в порядке».
— Сэр Стивен! — заулыбался цирюльник. «Давненько у нас не были!»
— Да с прошлого года, — Ворон подтолкнул Петю вперед. «Вот, младший брат мой, владелец «Клюге и Кроу», слышали, наверное?»
— Да как же не слышать, имя громкое, известное, — подтвердил цирюльник.
— Ну, вот и сделайте из него человека, — усмехнулся Ворон. «Побрейте, подстригите, ногти в порядок привести надо…, - Степан взял брата за руку и поморщился. «Ну ладно я, на верфи был, а ты что с мозолями такими?».
— Детей на лодке катал, — хмуро сказал Петя, садясь в кресло.
— А вы, сэр Стивен? — повернулся к нему цирюльник.
— А я тоже, — смешливо ответил Ворон. «Там у вас в прошлом году какая-то индийская эссенция была…»
— Сандалового дерева, да, — подтвердил цирюльник.
— Вот ее не забудьте, — приказал Степан. «Уж больно запах хорош».
На Биллинсгейте Петя оживился, повел носом и сказал: «Поздновато мы, уже все складываются. Хотя нет, — он пригляделся, — вон там еще открыто. Жаль, лето, устриц не заказать».
— И все равно, — сказал
Степан рассмеялся.
— А ты, можно подумать, все эти годы в монастыре пребывал. Племянница-то моя, Лизавета, откуда появилась? Марфа ж думала, что умер ты — вот и жила. И ты тоже жил. А теперь живите вместе, рожайте детей, и не дурите голову людям.
— Изменять — это другое, — он помрачнел и выпил. «Если жена тебе изменяет, дак надо и ее убить, и того, с кем она…, - брат брезгливо поморщился.
— Убить? — Петя посмотрел на Степана.
— Иначе что же ты за мужчина? — тот хмыкнул и стал открывать мидии.
— Да, — сказал Степан безразлично, облизывая пальцы, — я ж тебе не говорил. Я шурина твоего, Матвея Вельяминова, прирезал.
— Ты Марфе сам скажи, если хочешь, но лучше не надо — все ж брат он ей, не чужая кровь.
Как я в Копенгаген ездил, за Карстеном Роде, так Матвей тоже там появился — не иначе как царь Иван его послал. Ну, я нашего брата троюродного шпагой в бок и приложил. Как уходили мы с Роде — из него кровища хлестала, ровно из борова, — Степан зевнул и добавил:
«Угрей мне передай, хороши они тут».
— А я вот не убил, — вздохнул Петя. «Как я в Кракове был, так Матвей тоже там отирался — в полюбовниках у Генриха Анжуйского».
— Ну, Матвею не впервой было свою задницу подставлять, хотя, как я слышал, с Генрихом — это он подставляет. Ну да без разницы, — заключил Ворон и улыбнулся: «А что ты его не убил, Петенька, дак не все ж такие, как я — это мне, что человека убить, что устрицу съесть — одинаково легко».
— Да ну брось на себя наговаривать, — отмахнулся брат.
Синий, как море, глаз похолодел. «А иначе, Петруша, не выжил бы я — за двадцать лет-то, и с тем, чем я занимаюсь», — тихо сказал Ворон и добавил:
— А про Марфу, — помни, что я тебе во время оно сказал — коли ты женщину любишь, так ты ее примешь хоша с десятью детьми, потому что ежели это — ее, дак и твое тоже. А если не примешь, то не мужик ты, и нечего тебе рядом с женщиной делать. Все, доедай, поехали, я по мальчишкам соскучился, — Степан вытер руки салфеткой и поднялся.
— А почему на барке? — недоуменно поднял брови Петя, когда они спустились к Темзе.
— Во-первых, потому что мне надо кое-какие бумаги просмотреть, — ответил брат, а во-вторых — нечего потеть по жаре, ты мне к вечеру нужен свежим, и отдохнувшим. Ну, не мне, конечно, — он усмехнулся, — а жене твоей.
— Ты вот что, Степа, — неохотно сказал Петя, когда барка уже зашла в городские предместья.
«Ты брось эти свои дела с гезами. Я, конечно, какие твои письма были им — купил и сжег, однако все равно — за такое по голове не гладят, хоша бы ты и любимчик королевы был».